Вопреки ожиданиям, мольбы Китэрии не принесли Таймару удовлетворения. Напротив, её воспалённый взгляд, пробивающий в его груди дыру размером с пушечное ядро, и крик отчаяния, который он слышал даже за закрытой дверью, грозились стать ночным кошмаром на ближайшие лет пятьдесят.

Не в силах вынести её надрывного плача, он вылетел из пещер Элории, как сорвавшаяся с неба звезда. Чувствуя, что задыхается и не может разобрать дороги от застилающей глаза влаги, Таймар упал на колени и попытался перевести дух.

Не вышло. Перед глазами тут же возникало перекошенное лицо Китэрии, отказывающейся верить в то, что происходящее с ней правда.

Шатаясь и безуспешно утирая рукавом мокрое лицо, он плутал по лесным освещённым луной тропам и тщетно искал способ усмирить свою боль.

– Как же хочется кого-нибудь убить, – прорычал он, ища зверя покрупнее.

На его счастье, а может и по воле варга, следящего за ним неотступной тенью то лисицы, то ворона, то зайца, зверь нашёлся тогда, когда Таймар уже думал, что вот-вот повредится рассудком. На опушке леса шагах в двадцати стоял огромный бурый медведь и недовольно взирал на расхитителя его малинника.

– То, что надо, – выдохнул князь и, не раздумывая, бросился на зверя.

Бой оказался затяжным. Медведь был силён, в отличие от вымотавшегося Таймара, и нанёс князю несколько серьёзных ран.

Из распоротого когтистой лапой бока сочилась тонкими, но быстрыми струйками кровь, бедро ныло, потому что князь отбил его, когда медведь приложил драчуна к дереву. К тому же вывернутый сустав в кисти не позволял драться в полную силу. И всё же возбуждать стихийную магию Таймар не хотел, напротив он тратил силы ещё и на то, чтобы сдерживать бушующий внутри себя огонь.

Лишь когда и без того не привлекательное лицо князя превратилось в красную маску, а кровь из разодранного бока стала сочиться слишком обильно, Таймар понял, что игры кончаются, и пора прекращать разрядку.

Дравшийся до этого голыми руками, князь достал из-за пояса кинжалы и расправился со зверем в несколько ударов, получив попутно ещё один основательный шлепок по голове. Как только Таймар понял, что теряет контроль, всадил в зверя один из клинков и, подкорректировав траекторию своего падения, ушёл в туман, а затем и вовсе лишился чувств.

В долгожданной и такой благостной тишине он провёл не так много времени. Довольно скоро его нашли сочувствующие или просто, опасающиеся за свои шкуры «друзья».

– Чем ты думал, мать твою! – орал на него маг, хлестая по щекам и приводя в чувства.

– Зачем, брат, ну зачем? – сокрушался Истан, вытирая его лицо рукавом своего камзола.

– Я его убил? – не слушая сочувствующих, спросил князь, пытаясь сесть.

– Что?

– Медведя убил?

– Медведя?! Медведя?! Ты Китэрию чуть не убил?! – возмутился Истан.

– Китэрию чуть не убил ты, причём дважды, – холодно заметил Таймар, силясь подняться.

Его шатало, причем не хуже, чем в вимане, терпящей крушение над Кохарским морем. Но он всё же встал на ноги и заметил, как Огайра жестом выпроваживает принца.

Следить за передвижениями брата у князя не было сил, он себя-то с трудом держал, но по доверительному тону мага князь понял, что Истан всё же ушел.

– Таймар, – позвал его Огайра. – Ты как? До пещеры дойдёшь?

Князь кивнул.

– Зря ты так, но надеюсь тебе стало легче.

Таймар помотал головой. Пока он дрался, в целом мире существовали лишь он и противник, а теперь, когда зверь был мёртв, вся суровая действительность обрушилась на него, как совсем недавно обрушилась Вату-раа.

– Если твоё самолюбие это потешит, знай, Китэрия в отчаянии.