Решение о лекарственном сборе было принято, хотя правильнее было бы назвать это словом «продавлено» – при большом числе голосов «против». Альтернативная резолюция о необходимости хотя бы подумать о единой системе социальной помощи – не прошла. Злые друг на друга парламентарии стали расходиться.

Я тоже поднялся со своего места, раздумывая о том, успею ли я еще до отъезда забежать в клинику и пройти хотя бы какой-нибудь экспресс-скриннинг, как вдруг меня остановило высветившееся на экране сообщение от спикера: «Подойдите к правительственному лифту, пожалуйста».

***

Лифт поднял меня и хранящего молчание Гутьерреса на один из верхних этажей Симмонса, закрытых для публики. Мне доводилось здесь бывать ранее, когда я захаживал в гости к Кади. Вот только прошли мы не в его кабинет, а дальше по коридору с белоснежными стенами – к широким, но почти незаметным на фоне стены дверям, которые бесшумно разъехались в стороны перед нами.

Но еще до того, как мы вошли в них, меня поджидала неожиданность. Навстречу нам, в безукоризненном сером костюме и с планшетом подмышкой вышла Астрид Оксенштерна, приветливо кивнувшая Гутьерресу, а затем и мне, и направившаяся по своим делам, постукивая каблуками дорогих туфель.

О том, что моя старая знакомая после спасения из Колодца сделала карьеру в «Юнити», я был наслышан, мы пару раз с ней общались. Но я не знал, что взлетела она настолько высоко, чтобы запросто захаживать в двери, открывшиеся сейчас перед нами. А я, конечно, уже догадался, куда мы пришли.

Кабинет Мустафы Харима, Председателя Правления «Юнити», известного под ником Монд, был вдвое просторнее, чем у Кади, благодаря широкому панорамному окну, выходящему на юг, за которым сияло выглянувшее из-за облаков оранжевое солнце. Воздух был наполнен каким-то сладким восточным ароматом, что-то вроде ладана. За ажурным прозрачным столом расположился сам хозяин – высокий, смуглый, с лицом, прошитым жесткими морщинами, с сединой в коротко остриженных волосах.

На самом деле он был, насколько мне известно, ненамного-то старше Кади, но выглядел... не то чтобы стариком, нет, скорее Кади – сидевший тут же, слева от него, и приветливо кивнувший мне, когда я вошел – выглядел на его фоне чуть ли не мальчишкой. Даже не зная здесь никого, я мгновенно понял бы, кто здесь главный.

– Добрый день, – произнес хозяин кабинета низким тягучим голосом. – Прошу, садитесь.

Я расположился напротив стола в уютном левитирующем кресле, легонько покачивавшемся, словно колыбель. Но раскачиваться в ней не хотелось. Я чувствовал себя, словно на экзамене. Гутьерес прошел к столу и сел по правую руку от Монда.

– Что вы обо всем этом думаете, Фогельфрай? – вальяжно, словно делая мне одолжение, проговорил Монд.

– О чем, «об этом», простите? – переспросил я.

– Да вот, к примеру, о том, что сейчас, на заседании Ассамблеи обсуждали, – медленно произнес он. – Вы ведь, наверняка, имеете какие-то собственные идеи по этому поводу?

– Никаких особенных идей у меня нет, – честно признался я. – Очевидно, что наша колония на планете находится в кризисе, а из таких кризисов простых выходов не бывает. А чтобы придумать сложное решение, у меня недостаточно информации... и слишком много более насущных проблем.

Полные губы Председателя расплылись в саркастическую улыбку.

– Зато у нас информации более чем достаточно, – проговорил он, слегка растягивая слова. – Гораздо больше, чем у различных крикунов из Ассамблеи. Ситуация действительно критическая. За последний год население колонии увеличилось почти вдвое. И только меньшая часть способна обеспечивать себя хотя бы необходимым. Бешеными темпами растет преступность, включая организованную. В окрестностях Симмонса завелись целые банды – это вдобавок к пиратам, которые были и раньше. Служба безопасности сбилась с ног. Мы увеличили ее штат в полтора раза, но это не помогает. Такими темпами через пару лет мы окончательно свалимся в хаос и анархию. Что бы вы, Фогельфрай, могли посоветовать в этой ситуации?