– Знаете что, господин Кришна, держитесь, пожалуйста, в рамках приличия, пока я не удалил вас из зала, – проговорил Гутьерес – казалось, он сдерживается с большим трудом. – Вы обвиняете «Юнити» в том, за что она никак не может нести ответственность. Мы – не детский сад и не Армия Спасения. В конце концов, речь идет о людях, которые добровольно приняли решение отправиться на Озимандию, а затем по безалаберности или по иным причинам растратили первоначальную помощь, остались без машины и без средств. Мы не тащили их сюда не силой. Мы не отнимали у них машины, скафандры и харвестеры. Мы можем им сочувствовать и посильно помогать, но ничто нас к этому не обязывает, понимаете? На этой планете каждый сам кузнец своего счастья. Как, впрочем, и на Земле.

– Если здесь каждый сам кузнец своего счастья, то для чего же мы вообще собираемся в этом зале? – усмехнулся Кришна. – Не лучше ли было бы нам разъехаться по своим станциям, понаставить вокруг них турелей и стрелять во всякого, кто покажется в радиусе их поражения. Для чего мы делаем вид, что нам не наплевать на ближнего, если нам наплевать на них с высоты нашего благополучия?

– Это демагогия, – бросил спикер. – Вы все время хотите выставить крупные корпорации какими-то зажравшимися аристократами, купающимися в доставшейся даром роскоши и ничего не знающими о нуждах простого народа. Вот только никто из нас не родился с серебряной ложкой во рту. И я, и председатель Монд, и правление «Эдисон инжиниринг» – все мы когда-то точно так же начинали с базового трицикла с мелкокалиберным пулеметом, спали на полу и пили тошнотный «тонизирующий напиток». Все, без исключения. И мы хорошо знаем, что тот, кто трудится, добьется успеха. Но в последние годы Озимандию наводнили лузеры и инфантильные дураки, думающие, что здесь кто-то будет с ними няньчиться. Никто не будет – и это должно быть написано прямо над входом в офис Tlaku inc. на Земле большими неоновыми буквами.

– Все это лишь слова, – Кришна покачал головой, уперевшись руками в столик, игравший для него сейчас роль трибуны. – Ваши лишения, какие бы они ни были, не обязывают никого также их терпеть. Здесь у меня десятки заявлений от людей, находящихся в отчаянном положении.

Кришна нажал кнопку на экране планшета, и голопроектор вывел в пространство рядом с ним – один за другим – больше десятка полупрозрачных белых прямоугольников, исписанных мелким шрифтом.

– Это вдовы выжигателей, погибших при исполнении ваших заказов, – в голосе Кришны прорезалась сталь. – Это люди, ограбленные пиратами. Это те, у кого расплодившиеся в Симмонсе бандиты отнимают последнее. Это больные и искалеченные люди, потерявшие последнюю надежду и побирающиеся ради куска хлеба. Все они, по-вашему, лузеры и лентяи, да?

– Мы делаем все возможное, чтобы сгладить социальное напряжение в колонии, – проговорил Гутьеррес.

– Должно быть, ничего, кроме этой канцелярщины, вы не сможете сказать даже Высшему Судье, когда предстанете перед ним, – ответил со вздохом Кришна, после чего одернул шервани, развернулся на месте и направился к выходу из зала.

Его речь произвела эффект детонатора. Скучное рутинное заседание мгновенно превратилось в птичий базар. Ораторы перекрикивали друг друга, забыв про регламент выступлений. Одни защищали политику «Юнити», называя Кришну популистом и радикалом. Другие взывали к гуманизму, требуя пересмотра социальной политики. Об изначальном вопросе все забыли, и призывы спикера вернуться к конструктивному обсуждению пропадали втуне, пока он вручную не поотключал микрофоны половине зала, а некоторым удаленным участникам вовсе не отрубил каналы. Только после этого стало потише, и стало возможно провести голосование.