– Пойдем.

Этот тон и поведение первым делом вызывают неприятие. Что-то не так. Я не хочу говорить сейчас. И больше всего я волнуюсь, что это будет касаться дочери и того, что Рома спросит, кто отец. Запросто может меня отправить на улицу, а сам взять опеку.

Но не выйти будет хуже. Я поправляю на Маше одеяло и выхожу в гостиную.

Рома что-то себе размешивает в стакане и залпом выпивает.

– Иди наверх, - кивает мне на лестницу и ставит стакан на стол.

– Зачем? – тихо переспрашиваю и стою на месте.

– Затем! – Одним только взглядом показывает, кто тут все решает, и от кого я завишу. Идет на меня, но проходит мимо. А я улавливаю запах алкоголя.

Может, все же дело не в дочери? Про нее он ни слова не спросил. Но зол на что-то.

– Маша может проснуться и испугаться, если меня не будет рядом.

Делаю попытку объяснить, почему делаю не так, как он просит.

– Ладно, – разворачивается и идет к дивану. – Можно и тут. – Садится на диван. – Иди сюда.

Я шумно сглатываю, внутри все сжимается и это не желание близости. Его условием загнала себя в такие рамки, что самой страшно, какая прилетит ответка за прошлое.

Я иду к нему, но когда вижу, как расстегивает пряжку ремня и раскидывает руки в стороны от себя на спинку дивана, торможу в нескольких шагах от него.

– На колени опускайся. – Ловит мой взгляд, стягивает его так, что глаза не отвести. Медленно ведет по мне взглядом, молча указывает на пол перед ним.

Я глубоко вдыхаю и рвано выдыхаю. Успокоится не получается. Я никогда с ним это не делала. Оба знаем. И у него девушка, а я должна себя, кем чувствовать? Как он тогда говорил, проституткой?

Я так и стою на месте. Тут ни грамма чувств и страсти, что у нас была, тут одна сплошная темнота и буря ненависти.

Да, я согласилась бы на все… но, на самом деле, не на все.

– Зачем ты так со мной? Ты же не такой.

– Какой не такой? – Тут же меня перебивает. – Ты ни хера не знаешь, какой я. Все изменилось. А вот ты, кажется, не меняешься.

Он так и сидит на диване, давит темнотой своих глаз. Все, правда, сильно изменилось. Раньше я могла в глаза крикнуть, что он трус. Сейчас тысячу раз подумаю, делать ли так. Мне даже отвечать ему страшно, я тут вообще никакой ценности теперь не имею.

– Ну, чего стоим? Или теперь воротит?

– У тебя же девушка. Ты что ей изменять собрался?

Рома от неожиданности усмехается.

– Ты мне мораль почитать хочешь? – повышает голос. Черт. А у меня низ живота скручивает то ли от волнения, то ли от предвкушения. Я не могу. Точнее, могу. Но не хочу снова в это окунаться с ним. Я не могу, как он, заниматься этим просто так. Я снова буду думать об этом, снова чувства свои разворачивать и холить. Ерунду разную делать, чтобы быть с ним. А я не хочу этой болезненной любви. Рома резко поднимается. – Ты не за этим разве пришла?

– Нет. Мне… правда… нужна помощь.

– Что ты тогда искала в моем доме?

Я оборачиваюсь, на автомате ищу камеры, которые меня снимали.

– В комнате моей, что искала?

Черт.

– Я без вещей тут… Мне надо было дочку во что-то переодеть, я взяла одну из твоих футболок. – Выдыхаю. – Честно.

Между нами океан недоверия. И если я вижу там берег, пришла же к нему за помощью, то Рома нет. Как будто мы наше прошлое, по-разному пережили. Как будто ему хуже было, чем мне. Хотя он ничего обо мне не знает.

– Почему к родителям не поехала?

– Можно не будем об этом?

– Можно, но тогда завтра к десяти, чтобы тебя тут не было. – Там в глазах ни повода для запугивания. – Я не могу тебе помочь, пока не знаю всего. А ты ничего не рассказываешь, не делаешь то, что я говорю, – кивает на брюки, – ты зачем тут?