– Ты вампир, что ли?

Пытаюсь шутить, чтобы отвлечься.

– Угу, – отрывается и зажимает пальцем царапину. – Надеюсь, ты не заразный, – язвит в ответ. – Пластырь есть у тебя?

– Там в полке? – киваю на шкафчик и разворачиваюсь туда. Варя за мной, не отпускает.

Я достаю свободной рукой аптечку и раскрываю. Порез херня, но если зацеплю и снова выступит кровь, может быть хуже, поэтому обязательно надо заклеить пластырем до заживления.

– Я сам.

– Садись уже. – Варя отрывает бумажную салфетку и прикладывает к пальцу. – Зажми.

Я и сам все это могу сделать, но… не делаю.

Пока Варя открывает аптечку, на стул напротив забирается Маша.

– Ёма, бойно? – Маша кладет ручку мне на плечо и жалеет.

– Шрамы украшают мужчин, запоминай, Ромашка.

Варя напрягается, замирает, но глубоко вздыхает и достает антисептик.

– Пластырь гидроколлоидный? Не слышала о таких даже.

– Чтобы наверняка все впитал.

Я отворачиваюсь в сторону, не смотрю, как Варя обрабатывает антисептиком.

Я выдыхаю. Все нормально.

Маша наклоняется и начинает дуть мне на палец.

– Маш, мне не больно.

Но она не слушает, все равно старается.

Да, правда, это все я умею делать сам, с закрытыми глазами. Но сейчас в этом какой-то кайф есть. Как Маша переживает, как дует, как заботится так как ее научила мама. А Варя правда научила сопереживать и поддерживать.

Дело плевое, пластырем палец замотать, но у меня есть пометочка. Любая такая царапина может закончиться обмороком. А солому я с собой не ношу, чтобы подложить в нужный момент.

Поэтому Варя все делает аккуратно, чтобы я тут не грохнулся и не напугал Машу.

– Все, Маш, ты как подула, так вообще ничего не болит.

– Хочиш кофетку? – Маша перебирает свои пальчики, последнее, наверное, отдала бы, чтоб вылечить меня.

Бля, смотреть на нее без умиления не получается. Я улыбаюсь в ответ.

– Нет, Маш. Нам елку надо доукрашать еще. Потом будем конфеты есть.

Маша уже слазит со стула, чтобы украшать дальше.

– Маш, подожди, я подмету там, – но Варя пресекает наши попытки. – И сначала надо переодеться, поесть, потом будем елкой заниматься.

– Я не хотю еть.

– Еще бы, – Варя поднимает на меня голубые глаза. Как у Маши.

Оно само как-то получается. Зацепить ее взгляд. Посмотреть туда. Она же как воплощение. Только за все время так и не разобрался, то ли мечты, то ли кошмара.

– Я закончила с твоим пальцем. – отпускает руку, складывает все в аптечку.

– Спасибо, – проверяю вылеченный палец. Варя все аккуратно сделала, как себе, или как дочке, наверное, сделала бы.

– Маш, сейчас завтракать будем. – Маша надувает губы. – А иначе никакой елки!

Жестокая манипуляторша. Все-таки ближе к “кошмару”.

– И носочки надень.

Маша спускается со стула, оставляет нас.

– Я тоже поем.

– Хорошо, – Варя убирает аптечку и достает еду из холодильника. – Рома, я понимаю, что ты привык жить один и я не лезу в твою жизнь, но… ты же не маленький. Можешь, контролировать себя? Не ругаться и не выражаться при Маше.

Это такая неожиданная просьба, что я усмехаюсь невольно. Это она еще не знает, как Маша уже ругаться умеет.

– Что?

– Ничего, – пожимаю плечами, – Буду контролировать.

– А что смешного?

– Ничего.

Я поднимаюсь и огибаю Варю. Надо убрать там, возле елки.

– Ёма, надень, – Маша возвращается и показывает мне розовые носочки.

– Маш, давай тебе мама наденет.

– Не, хотю, стоб ты.

Бля, я ж чувствую, что она сама все может, большая она уже, самостоятельная, но я не могу отогнать от себя мысль, что это могла бы быть моя дочка. Как-то хочется что ли, загладить свою вину перед тем ребенком, что не родился у нас. Которого мы потеряли.