Несмотря на то, что, пожалуй, мне это необходимо, чтобы двинуться дальше, не оглядываясь на прошлое.

Чтобы он вспомнил, понял и сожалел. За неимением возможности отомстить и разрушить его жизнь, я думаю, мне было бы достаточно увидеть простое искреннее раскаяние за одну разрушенную напрочь жизнь. Мою жизнь.

Я не просто лишилась отца, своего единственного родителя. Я осталась на улице, потеряв родной дом, где жила с самого рождения, без средств к существованию, ведь все счета оказались пусты. Папины рестораны пребывали в глубоком кризисе, и я потеряла всё. Мне пришлось.

Владик предлагал помощь. Любую. Предлагал обеспечить, помочь с жильём. Но я не могла оставаться в одном городе с человеком, который нагло и беспринципно забрал у меня всё. Из-за него умер мой отец. Если бы Хмурских не позвонил ему, папа был бы жив. А ещё он обворовал меня, присвоил себе весь отцовский бизнес, разорил счета. Я осталась совсем одна и ни с чем. Нет ни одного человека, кто мог бы позаботиться обо мне. Кроме Влада, но из-за стыда за то, что произошло в кабинете Андрея, я так и не решилась ни разу взглянуть на парня. Я вцепилась в учёбу, как в спасательный круг, встретила Леру, которая начала по-своему заботиться обо мне. И теперь, спустя год, я узнаю, что Андрей Хмурских – её отец.

Мне не нужно от него ничего. Никакого искупления вины, возмещения ущерба – он ничего и никогда не сможет исправить. Я хочу лишь одного: чтобы он понял, что сделал со мной, и сожалел об этом. Этого недостаточно, я знаю. Но мне хватит с лихвой.

Но так же я знаю, что Андрей понятия не имеет, кто я такая. Поэтому ожидать от него сожалений просто бессмысленно. Да и сейчас он принимает меня за другую. За свою дочь.

– Андрей… Константинович, – шепчу я, пытаясь разжать его пальцы. – Отпустите, вы делаете мне больно. Это я, Лера. Подружка вашей дочери.

На мгновение мне кажется, что он прислушивается, слышит и понимает меня. По крайней мере он предпринимает попытку подняться на локтях, изучает меня сквозь прищур глаз и хмыкает, поваливаясь обратно на подушку:

– Я тебя знаю. – Мужчина тянет меня за руку, и я вынужденно наклоняюсь к самому его лицу. – Ты – Лера.

Я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться. Он сейчас такой забавный! Немного рассеянное, уставшее, изнурённое выпивкой, но такое мягкое выражение на лице не вызывает у меня опасений, а его заторможенная речь и умозаключения веселят. Он мало напоминает мне себя настоящего.

– Правильно, – киваю я. – Я – Лера. Отпустите меня?

Хмурских с удивлением смотрит на мою руку, зажатую в его.

– Нет, – заключает он. – Мне плохо, Лера.

– Тошнит? – моментально спрашиваю у него.

– Нет, – качает он головой. Подносит мою руку к своей груди и прижимает. Я чувствую биение его сердца и ощущаю себя очень странно. – Тут плохо, Лер.

Он открывает глаза чуть шире, внимательно глядя на меня. Надо же! У чёрствого сухаря и эгоиста Андрея Хмурских, оказывается, есть сердце и оно может болеть? Вот так новость! Это обстоятельство поражает, но я решаю подумать об этом позднее.

– Могу вызвать скорую, – предлагаю ему.

– Помоги встать, – просит он, игнорируя моё предложение, и наконец отпускает мою руку.

Смотрит выжидательно, и я с сомнением вздыхаю:

– Давайте, Андрей Константинович, попробуем вас поднять.

Он становится на карачки и опирается на меня. Повисает всей тяжестью, и я с огромным трудом принимаю вертикальное положение, поддерживая мужчину. Мне приходится обнять его тело, а он закидывает руку мне на плечи. Каждый шаг даётся непросто. Я фактически тащу Хмурских, а он еле перебирает ногами. Мучительно медленно я помогаю ему дойти до дивана, потому что просто не дотащу ни до одной из спален.