Он медленно вышел из гостиной, однако, через пару минут вошел снова, держа в руках плед. Расстелил его, чуть потряс, и накрыл им девушку. Подвернул его там, где у нее были ноги, приподнял их и подоткнул. Хотел, было, уходить, однако на секунду замер и присмотрелся. Опять на стопах ссадины. Опять ходила на каблуках. Говори ей, не говори… сколько можно?

Нейт чуть погладил ногу и прикрыл глаза. Может, однажды она поймет.

А даже если не поймет, плевать. Все равно он будет заботиться. Все равно, даже когда она отсюда съедет. И сварит суп, если понадобиться. И принесет, и даже разогреет его. Вместе со вторым блюдом. И... десертом.

В гостиной послышался звук удаляющихся шагов.

Через пару минут все стихло. Эмма медленно прикрыла глаза, затем, опустив голову, еще ближе придвинулась к спинке дивана. Ушел. Ушел, а она до крови закусывала нижнюю губу. Жалел её. Сочувствовал, переживал. «Брат». И никакой любви мужчины к женщине никогда не стояло за этим. Просто заботливый, добросердечный человек, на чью голову свалился инвалид. А раздражение от жизни с этим инвалидом копилось, все равно. Из-за того, что не мог любить того, кого хотел. Не мог выбирать. Раздражение, высокомерие.

И жалость перемешивалась с этим раздражением. «Младшая сестра», и только-то. Фастер вспоминала это, и вновь хотелось выжечь все дотла.

Лямочка от сарафана оторвалась.

«Ненавижу тебя» - вдруг, глотая слезы, со злостью прошептала Эмма. Казалось, она впервые на него злилась, и это злоба тут же сменялась болью. Лучше бы он не ходил к ней в детский дом. Лучше бы задирал вместе с остальными, лучше бы не защищал. Было бы тяжело, но она, хотя бы, не чувствовала бы себя преданной. Не обманывалась бы, и не строила бы никаких ожиданий. Ведь «её Нейт», должно быть, мечтал о ком угодно, только не о ней. Может даже усмехался вслед её «черепашьей» походке. Качал головой.

Не любил.

Лжец.

Снова послышались шаги в темной гостиной, и Эмма сжала кулаки. Зачем опять пришел? Чего ему еще надо? Слезы капали на обивку дивана. Ей показалось, он присел рядом, и на её голову легла тяжелая, горячая рука. В воздухе запахло алкоголем, и девушка с ужасом раскрыла глаза. Он что, пил сейчас?! Вот прямо сейчас, ночью?!

- Знаешь, что я тебе скажу, симулянтка? – Во мраке раздался тихий, хриплый голос, и вновь запах алкоголя. Горячие пальцы перебирали её волосы. – Я тут подумал... – Где-то рядом доносилось тяжелое дыхание. – Ты привлекательная.

По спине пополз холодок.

* * *

Мерзко. Больно. Тяжелый осадок не проходил, а становился только больше. Тяготил все сильнее. Да, привел в дом другую, потому что хотел начать жить сам. Для себя, и для своего удовольствия. Сколько можно откладывать? Ему скоро тридцать. Многие его коллеги уже имели семью к этому возрасту, или как минимум жену.

Воспользовался ситуацией.

Однако, это было не так просто, как виделось в самом начале. В глубине души Нейт надеялся, что Эмма скажет что-то в духе: «я всегда об этом догадывалась». Или: «я всегда это знала». Знала, что для него она… очень близкий человек. Близкий, не любая женщина. Но нет. Фастер не знала, и не догадывалась, она любила. Можно сказать… сохла от любви. Ждала его с работы, и всякий раз плотно прижималась ночью, даже если он отворачивался. Ерзала, льнула. Так, словно была брошенным котенком, которые впервые попал в руки человеку.

Мужчина зачарованно посмотрел на лестницу сквозь тьму, но вместо этого пошел на кухню. Даже не включал свет. Порылся в верхних ящичках, достал бутылку портвейна, и порывистым движением стал вынимать пробку. Примерно две трети, еще много, однако, внезапно это количество перестало выглядеть как «много». Этим Штайнер точно не напьется до беспамятства, но, быть может, станет легче. Хотя бы немного… легче. Убьет в нем на остаток ночи совесть и позволит поспать.