Впрочем, теперь зная то, что знаю, я оглядываюсь назад и вижу те самые знаки.

Задержки на работе, странные звонки, на которые он выходил из комнаты. Новая привычка принимать душ сразу после возвращения домой.

И все равно до меня не доходит, как можно так лицемерно пользоваться женой, когда сам уже в мыслях нянчишь ребенка от другой! Или он вообще не собирался говорить, а любовница не выдержала маринада под названием «Я скоро от нее уйду»?

Вываливаю на кровать вещи Влада, скрупулезно просматриваю, выбирая самые дорогие. Его одежда пахнет им, и этот запах теперь вызывает во мне тошноту.

Предатель!

Достаю из сумочки ножницы для стрижки — автоматом прихватила с работы.

Да-да, те самые, которыми я «изуродовала» его кралю.

Нахожу любимый пиджак Влада — итальянский, из новой коллекции, он его через друзей заказывал, надевал лишь несколько раз на особо важные встречи. Помню, как он хвастался, что таких в России всего три.

Примеряюсь ножницами к ткани, а в голове все крутится:

«Я совершенно не собирался заводить никакую любовницу…»

Чик-чик-чик…

Это я отрезаю рукав. Ткань поддается легко, почти с удовольствием. В момент, когда рукав отделяется от основы, чувствую мимолетное облегчение. Секундное, но такое сладкое.

«Я не виноват, меня буквально взяла в тиски сама ситуация…»

Ножницы теперь на воротнике. Чик-чик. Отрезаю его полностью. Пиджак без воротника выглядит нелепо, он безнадежно испорчен.

Но мне мало… Мало этого!

Мозг штурмует очередное воспоминание, как он нахваливал свою мымру: «Она поразила меня своей непосредственностью, легкостью…»

Ух! Тут пиджаком не обойдешься.

Перехожу к его коллекционным галстукам.

Шелк рассекается с тихим шорохом. Каждый разрез — маленькая месть. За каждую ложь, за каждый раз, когда он думал о ней. Мои руки дрожат, но я методично превращаю дорогие аксессуары в разноцветные лоскуты.

А Влад продолжает звучать в моей голове: «Понимаешь, Аля… Жизнь сложная штука. А брак — еще сложнее».

В ванной нахожу его парфюмерную полку.

Тут все эти нишевые ароматы, которыми он так гордился. Открываю один флакон, вдыхаю. В голове вспыхивают воспоминания о Новом годе, шикарной вечеринке, которую мы закатили дома. Мандарины, запах еловых веток…

Дрожащими руками выливаю содержимое в раковину.

Жидкость золотистым потоком устремляется в слив. За ней следует вторая бутылка, третья. Воздух пропитывается смесью запахов — слишком интенсивной, почти удушающей.

Как его ложь.

Как его измена!

Как его желание сменить меня на другую.

И тут я вспоминаю финальную фразу мужа, которая меня буквально разрушила:

«Как-то одно за другим — и вот она уже беременна…»

Что-то ломается внутри.

Колени подгибаются, и я сползаю на пол ванной комнаты. Слезы наконец прорываются. Реву, как последняя идиотка. Громко, навзрыд, захлебываясь болью и обидой. Тело сотрясается от рыданий, и я не пытаюсь их сдержать.

Здесь, среди обрезков его жизни, я оплакиваю обрезки своей.

С другой стороны, меня же должно было когда-то накрыть.

Вот и накрывает — лавиной. Боль такая острая, что кажется физической. Я позволяю ей вылиться через слезы, чтобы не разъедала меня изнутри кислотой.

Постепенно рыдания стихают.

Кое-как собираю вещи, переношу их в машину.

Закидываю последний пакет в багажник, захлопываю крышку. Сажусь за руль своей любимой джили, вдыхаю-выдыхаю.

Завожу мотор.

И стоит мне отъехать на безопасное расстояние, как телефон начинает пиликать злобными сообщениями…

Я знаю, кто это. Знаю, что он уже все увидел.

Странно, но губы сами растягиваются в улыбке. Не отвечаю. Пусть помучается. Пусть почувствует хоть каплю того, что чувствую я.