небольшая. А по мне так — ого-го! Комнаты и комнатки разного предназначения. И всё — на двоих! Ну ни фигасе!

Он походит, садится рядом, суёт мне тару, из которой валит сладостный и чуть горьковатый дымок.

— Это что?

— Кофе. Со сливками. Как ты любишь. То есть, как Маша любит.

И словно сдувается весь, сказав про неё. Как в ведро с серой краской макнули.

Беру, обоняю. Потрясно!

Делаю глоток и во рту у меня аж взрывается.

— Вкуснятина!

— А то! — невесело соглашается он.

Выпиваю залпом, ставлю кружку на тумбочку рядом и снова откидываюсь. Хлопаю по постели:

— Падай рядом, толстяк. Я сегодня добрая.

Он заползает осторожно. Примащивается. И смотрит так, странно, как когда хотят узнать, а не выходит.

Потом подвигается ещё ближе и тыкается губами в губы.

Как тот Тотошка, чесслово.

Стираю рукой. Влажно. Фу!..

Он вздыхает, я взрываюсь:

— Ты что делаешь, олух? — тыкаю в бок.

— Хотел поцеловать тебя, но видно зря.

Грожу пальцем.

— Смотри мне!

— Не стану, ты не Маша… — и печальный такой. Встаёт. Садится ко мне спиной. Закрывает лицо руками. — Ты прости меня, Юдифь. Сложно вот так, рядом, видеть её и знать, что не она. Я ведь по ней ещё с колледжа сох. Вместе учились на программистов. Ну как… я учился… а она… Только поступила тогда, первый курс. И у неё тусовки, все дела. Пришлось на кафедре за копейки остаться, лишь бы с ней. Ну как с ней. Она сама по себе была. Меня в упор не замечала. Там такие вокруг неё вились. Эх...

Машет рукой.

— Ну теперь-то вы вместе?

Рассматриваю рисунки на стенах. Узор — бледный, повторяется. Вся комната в нём. А ещё полки — там плоские коробочки. Фил называет их диски.

Отвечает не сразу.

— Относительно вместе, — тоскливо выдаёт. — Квартиру снимаем эту. Маша так самостоятельности от богатого папы ищет. Дядь Юра хороший, но опекает её сильно. Вот и решила уйти. Обмолвилась мне случайно — как-то в соцсетях болтали, — и, видя, как таращусь осоловело: — А... ты ж не знаешь… я потом покажу… Ну, короче, Машка сказала, что только мне может доверять, потому что остальные мужики — сволочи и козлы. Это она недавно с очередным рассталась. Но я был рад: ведь если доверяет — здорово. Доверие — основа отношений.

Светильник красивый. На длиной золотистой ножке. Прозрачный, как цветок. Наверное, такая роза. Светит, жмурюсь.

— Но Алёнка сказала, что вы по-другому вместе.

— Да, теперь да. Маша дала мне шанс! Всего месяц! Это всё Ирка виновата! Маша в тот день выпила, а Ирка видела, что она садится на мопед и ничего не сказала! А теперь сама куда-то сбежала! Её батя теперь тоже взмыленный бегает — ищет. Все службы на уши поднял.

— Что за Ирка?

Почему-то колет все груди и зло так. Аж в патлы вцепиться хочется! Неужто ревность?

— Почти сестра Маше. Вот, — протягивает странное окошко. Оно светится. Там мелькают картинки. Останавливает одну. Там я, то бишь эта Маша, в обнимку с какой-то юницей. Я — красотка! А эта — серая, ни рыба ни мясо. Да ещё и мелкая. Едва до лба мне. И тощая, что та палка. Зеньки правда большие и цвет красивый, мой любимый, зелёный. Да волосы до попы. Вот и всё!

— Ирка эта, походу, завидует мне!

Фил пожимает толстым плечом в серой майке:

— Я в их отношения не лез, но Маша для меня всё. Как узнал, что пострадала, сразу прибежал к ней. Ирка давай меня утешать. Но все они знали, что Маше там не место. Все! Хорошо, хоть палату ей люксовую выбили...

— Ни хрена не понимаю, — говорю и спускаю ноги. Пантолеты, что приволок Фил к Алёне, оставила у порога, тут хожу в меховых. — Лучше покажи, как вы плещетесь.

— Плещемся?