Но мне стоит уехать,   так что нужно просто позвонить Антону. Однако, чтобы не создать парню проблем, решаю для начала поговорить с Мироном. 

А потом я представляю, каково ему будет кушать в одиночестве, он ведь так хотел побыть с Асей, а эта засранка напилась в зюзю. Почему-то сейчас чисто по-человечески мне становится жалко Мирона. Плюс к моей измученной совести добавляется чувство вины, возможно, откажи я Асе, то их вечер с отцом прошел бы иначе, а так они при мне толком и не говорили. Мирон будто закрылся, не хотел впускать меня в свое личное, и осуждать за это я его тоже не могу.

Обхватив себя руками, отправляюсь на поиски мужчины, и, заметив в дровянике свет и уловив звук раскалываемых дров, понимаю, где он.

А стоит мне приблизиться, как замираю на пороге, оценивая обстановку: полная пепельница сигарет, полупустая бутылка виски и Мирон, яростно размахивающий топором. 

О чем он думает? Может, он чем-то расстроен? И с кем разговаривал, возможно причина его злости не только в моем присутствии? 

Какое-то время я, облокотившись о балку, еще наблюдаю за ним, изредка прикусывая губу, чтобы избавиться от ненужных мыслей. А потом они и сами разлетаются в стороны, стоит Мирону заметить меня.

Он сглатывает, из-за чего его кадык дергается, а потом медленно выпрямляется во весь рост, небрежно стряхивает со лба пот и облизывает губы. Ох, от такой картины у меня перехватывает дыхание, и жар поднимается к щекам.

Не смотри, Варя. Скажи, что уходишь и на этом все.

— Ася спит, — как-то робко начинаю я, но, не желая снова казаться размазней, отталкиваюсь от балки и вздергиваю подбородок. — Я поеду. Спасибо за вечер.

Прочистив горло, Мирон делает шаг ко мне, напоминая о том, что он хищник, а я жертва, и в ответ я шагаю назад. И так до тех пор, пока не врезаюсь спиной в ряд дров, при этом едва не потеряв равновесие, но крепкая хватка на предплечье помогает мне устоять.

— Я не кусаюсь, — уверяет меня этот зверюга с блестящими от жажды глазами.

Очень сомнительная информация. Сжимаю челюсть и, переборов внутренний страх, все же предпринимаю попытку уйти, но даже не успеваю подумать об этом, как крепкие руки хватают меня и усаживают на выступ в бетонной стене.

От такой неожиданности я издаю неконтролируемый визг.

— Тихо, Бантик, не кричи. Еще не время, — порочный шепот накрывает меня россыпью чувственных мурашек, но ответить не получается, рот открыла и хлопаю им, словно рыба на суше.

— Не смотри так на меня, Варя. Я и так себя весь день сдерживаю, — проводит шероховатой подушечкой пальца по родинкам на шее, буквально испепеляя их грубым прикосновением, а потом наклоняется и кусает, вынуждая глухой стон вырваться наружу. — Целый день как заноза под кожей.

— Дайте мне уехать и не будет занозы! — огрызаюсь, но прекрасно понимаю, что не хочу уезжать. 

Почему бы не начать говорить правду хотя бы самой себе?

— Уедешь, — резким движением Мирон задирает платье и с легкостью избавляется от моих трусиков как гребаный иллюзионист, прежде чем нетерпеливо расталкивает бедрами мои ноги, одновременно брякая пряжкой ремня. — Только сначала трахну тебя хорошенько, — требовательным рывком стягивает верх платья вниз, высвобождая мою грудь, отчего соски тут же болезненно набухают, капризно требуя его внимания.

Прикрываю глаза и сильнее вжимаюсь в стену, когда он пальцем обводит одну горошинку, нарочно вдавливая ее сильнее. А другую руку опускает мне между ног, и, нащупав пальцами маленький бугорок, начинает растирать его. Новые ощущения накрывают меня с головой, и мне остается лишь дрожать, когда Мирон, предварительно смочив пальцы моими соками, размазывает влагу по складочкам. И меня тут же одолевает безграничное желание узнать, что он чувствует, прикасаясь ко мне. Но внезапно в голове остается лишь пустота, а я широко распахиваю глаза, будто меня пронзил высоковольтный разряд тока, потому что между ног уже упирается крепкая эрекция.