Облизываю губы и делаю вид, что мне это не интересно, с трудом вникая в разговор с Асей, которая уже допивает второй бокал вина. Я же стараюсь ограничиться одним, ни к чему терять и без того спутанный рассудок. Но самое плохое, что не дает мне полностью расслабиться, непрекращающиеся воспоминания о вчерашнем случае в душе с ее отцом. И подарке. Однако чаще всего я размышляю о том, как могло бы все закончится, если бы он остался.
Сердцебиение становится таким тяжелым, что дыхание оказывается пыткой. Господи, да что со мной творится? Мне определенно нужно выдохнуть.
Знаю, он под запретом и я не должна думать о нем, тем более, когда на ухо без умолку трещит уже прилично охмелевшая Ася, и все же я думаю об этом мужчине, попутно украдкой любуясь тем, как он снимает через голову футболку и засовывает ее в задний карман потертых джинсов. И теперь моему взору открывается более порочная картина: загорелая кожа, выпуклые, испещренные чернилами мышцы и слегка обнаженные бедра.
Черт, качаю головой и закусываю нижнюю губу, пряча предательскую улыбку.
Такое ощущение, что я смотрю качественную американскую порнушку, где в главной роли он, плейбой сорока с лишним лет, разжигающий гриль своими сексуальными руками, и вместо бутылки для розжига ты хочешь сама оказаться зажатой между этих сильных пальцев в татуировках и перстнях.
Зажмуриваюсь и заставляю свою фантазию угомониться. Но стоит мне открыть глаза, и я опять разглядываю мускулистую спину и шею, покрытые бисеринами пота. А когда он заканчивает с огнем, снова берет топор и начинает колоть дрова, которые от одного точного удара с треском разлетаются на две части. Но внезапно Мирон отвлекается на телефонный звонок и, прижав мобильник плечом к уху, прикуривает сигарету, начиная расхаживать по газону и оставляя после себя клубы дама, при этом весьма эмоционально жестикулируя руками во время разговора.
Странно, откуда у меня такая смелость смотреть в пасть дикому зверю, наверное, потому что мне не хватает его внимания, ведь за весь вечер я еще ни разу не заметила, чтобы он посмотрел в мою сторону. Если только на Асю, неодобрительно качая головой на ее желание напиться. Вот только каждый раз, когда Мирон отворачивался или исчезал из поля зрения, подруга успешно заливала в себя алкоголь. Вот как сейчас, залпом осушает остатки вина, прежде чем я успеваю выхватить у нее бутылку. А потом до меня доходит, что Ася соврала, сказав, что отец не разрешит ей употребить алкоголь. Мирон ведь сам купил бутылку вина, и я не виню его, мы совершеннолетние, вдобавок у нас вроде как праздник, и если бы Ася не глотала алкоголь на голодный желудок, все было бы нормально. Но видимо ребрышек одна из нас точно не дождется.
— Варь, — Ася тыкается мне в ухо, как слепой котенок, снова вырывая из мыслей. — Я п-п… Ик… п-ере-спала с… Кир…ром, — я медленно поворачиваю голову в сторону подруги и без слов, лишь вытаращив глаза, выказываю свое удивление. На что Ася начинает хохотать, а потом резко поднимается и едва не валится на землю, но я вовремя подхватываю ее.
Она еще что-то бормочет, но я с трудом понимаю ее, пока внезапно меня не посещает мысль, что Мирону не стоит видеть дочь в таком состоянии.
Поэтому, поудобнее перехватив подругу, я помогаю ей добраться до кровати, в итоге оказываясь расцелованная от ее чрезмерной любвеобильности.
Расправив плечи, с облегчением выдыхаю, наблюдая за доставленным до нужного места объектом. Переведя дыхание я накрываю уже спящую Асю пледом и ставлю перед кроватью тазик, уверена, он ей скоро понадобится. С этой мыслью выхожу из комнаты на веранду, заметно поежившись от вечерней прохлады, но согреваюсь, как только вижу накрытый вкусной едой стол. Даже прикрываю глаза, когда аромат пряных ребрышек без спроса забирается прямо в нос.