Не люблю таких. Но и рушить их уклад, если почти Ивановой так нравится, не могу. Поэтому, мать их всех, я тут сейчас.

А если бы нет… этот перекачанный мажор бы утонул? Поворачиваюсь к нему и замираю, разглядев его темнеющий взгляд, замерший в области моей…

— Не смей пялиться на мою грудь! Ты чего!? Отвернись!

Он смеётся пугающе низко и впервые за всё наше “знакомство” произносит хоть что-то:

— Её там вообще-то нет. - Шепотом и нервным постукиванием зубами.

Хмыкаю, даже не обидевшись по поводу своего первого размера. Ну да, так же и есть.

— Всё равно, говорю, отвернись!

Парень не торопится слушаться, заставляя этим взглядом меня саму сцепить руки на белом промокшем насквозь спортивном топе.

— Как это называется? - Очень низко опять.

Прогоняю непрошенные мурашки и лишь на миг опускаю взгляд вниз. Ну да, ожидаемо! Там пирсинг сейчас выпирает через ткань вместе с сосками. Это от холода… физиология.

— Отвернись…

— Это штанги?

— Да, это штанги. Доволен?

Он кивает и наконец отворачивается к окну. Я даже успеваю расслабиться, начиная чувствовать пробирающее тепло, но то тут же отступает под гнётом его низкого голоса:

— Ты не в моём вкусе. Но выглядит сексуально.

— Нормальный вообще? Ты как бы тоже… не в моём.

Хмыкает, будто вообще не поверил. Идиот самодовольный!

3. Bad boy / Пока, русалочка

Инстинкты заставляют вспоминать,

что тот всего лишь творение природы.

Тэми.

Красивый голос… И такой странный цвет… всё её тело будто исписано мехенди, но на деле - это глубокие царапины, сотканные из моей вины. Она какая-то нереальная… будто сирена, убивающая, или русалочка, умирающая.

Нас трясёт, сколько не пытайся выйти "из этого круга". Я должен быть ей благодарен. Но это всё вообще не то.

Забавно осознавать, что единственное, о чём смог думать, едва прогнав из головы этот выдуманный образ, оказавшийся простой разукрашенной девчонкой, так это то, как её грудь с этими штангами на выпирающих сосках будет смотреться в моей руке. Я нормальный? Всё в моей голове okay?

Так что приходится молчать и расставлять ноги пошире, укрывая те скомканным пледом. Будет неловко, если она заметит поразительно очухивающийся стояк, совершенно не уместный для данной ситуации. Смерть смертью, мороз морозом, дрожь дрожью, а я тот ещё кобель, да. Не новость. Но на неё? Вот на неё? Вот точно сейчас? Или это… посмертное? Ну, мало ли. Бывает же такое? Может, она меня не откачала. Нервные окончания не отошли, окоченели...

Так что выбираю смотреть на реку, в которой мне не дали утонуть. Надо всё же поблагодарить. Но лучше пока ни-че-го не говорить. Просто молчать, Тай. Молчать... молчать... да как тут молчать!? Как она это сделала!? Как можно было вытащить большого и сильного мужика из ледяной воды в мороз!? Как!?

— Ты кто вообще!? Как ты это... сделала?

Та кривится, чуть приподнимая бровь и тут же отворачивается обратно.

— Как надо.

Хорошо объяснила, я всё прекрасно понял и осознал, эндэш...

— У тебя там шмотки лежат? - Замечаю что-то тёмное на берегу.

Дрогнув, шумно вздыхает и не думает отвечать. Дубль три:

— Мы чего-то ждём?

Перебирает синюшными губами:

— МЧС и скорую.

— Да?

Та вцепляется в руль, прижимаясь к нему и поражая своим отсутствием ответа. Кто её воспитывал? Но вместо просящихся слов, шумно выдыхаю сам, разглядывая изгибы её спины.

Не в моём же вкусе. Когда я в последний раз разводил таких досок? Никогда? Как-то всё были другие… Как минимум, с третьим и бедрами, не умещающимися в одной руке. А она такая… поджарая, мышцы явно стальные напряжены - дотронешься - порежешься.