“Кто же мог такое сделать?”

Мысль об обезображенной девушке не оставляла Льва Георгиевича в покое. Он сидел один на один с красным торшером и тремя вилками (для дичи, для рыбы и десертной) и беззлобно переругался с официантом. Чутье подсказывало, что тот плюнул ему в суп. Собственно парень в безрукавке и не скрывал этого особо.

Так мерзко Лев Георгиевич не чувствовал себя очень давно. Наверное, с 1917 года, когда очнулся после пулевого ранения, а ему сказали, что он роту противника положил. Голой саблей по ружьям.

Зашивали его тогда три недели. Отправили в штаб и больше на передовую не посылали. Способность “Берсерка” была опасна для обеих сторон. Впадая в безумие, Юрьевский резал и своих и чужих. И Царь старался не использовать такие спорные умения. Сам Лев Георгиевич ничего не помнил. Ни как проснулась магия, ни как он отрывал руки противникам, ни как вгрызался зубами единомышленникам в локти. Истории про лейтенанта Юрьевского пошли настолько кровавые, что сам “герой” начал стыдится своих способностей.

И только внимание юной медсестры спасло жизнь и психику молодого солдата от выгорания. Девушку звали Елизавета. Она не дала ему сойти с ума от чувства вины и даже приняла его силу. В тонкой, медноволосой девушке тоже была сила. Теплая живительная сила жизни. Лизе стоило прикоснуться к человеку, и боль тут же проходила, раны затягивались.

Лев Георгиевич прикрыл глаза и сдавил пальцами переносицу.

Не время сейчас вспоминать о Лиззи.

Без неё он бы отказался от магии, несмотря на то, что собственными глазами видел насколько это необходимая вещь для Российской Империи. Возможно, это единственное, что помогло выиграть Мировую войну.

Возможно, но Юрьевский всё равно морщился каждый раз, используя силу, и старался свести магическое вмешательство к минимуму.

Тем не менее Лев Георгиевич попал в поле зрения Распутина, курирующего изучение новой силы. Во время войны ещё не было Министерства, его создадут в 1913, после победы и признания Григория Распутина великим спасителем Империи. А во время войны никаким спасителем он не был, скорее мучителем, влезающим в головы молодым солдатам и заставляющим раз за разом терпеть боль магии.

Возвращаясь в настоящее Юрьевский мысленно похвалил себя: с первой задачей справился – нашел имя жертвы. Осталось определить имя преступника.

Если судить по ранениям на теле жертвы – это высокий мужчина, крепкий, старше двадцати. Но как он мог быть настолько незаметен? Знал ли он Марию? Он мог следить за девушкой, мог встретить её на балу, мог столкнуться на улице.

Тысячи вариантов.

Начнём с вопроса: почему Белозерская пошла за ним? К нему?

Лев Георгиевич вздохнул и попросил официанта принести рюмку водки.

Как бы ни был стоек следователь к трупам, даже у его стойкости был предел.

***

Лев Георгиевич. 19 апреля.

В понедельник Лев Георгиевич проснулся от ужасной головной боли. Вздохнул, вспомнив как Лиззи могла одним поцелуем сжечь любое недомогание, и прикинул, что сегодня точно не сможет спокойно перекусить, выпить чашечку чая или перечитать новости, чтобы перебить кислый запах смерти.

Посыльный вызвал его к начальству.

– Опять вы опаздываете, уважаемый Лев Георгиевич, – насмешливо выкнул Модест Аристархович сыщику. Лев Георгиевич всё-таки заскочил в “БуфетЪ” и перехватил бутерброд с австрийской ветчиной и утренним турецким кофе. Зверства зверствами, а приём пищи пропускать нельзя. И Юрьевский ответил довольно фамильярно:

– А вы опять мне дело особой важности поручить собираетесь?

И что начальнику дома с утра пораньше не сиделось? Время только-только подползло к половине девятого.