Там и правда был чай, целый заварник. И лежали простые печеньки на тарелке. Да уж! Элитная гостиница и курабье… Я рассмеялась и с удовольствием умяла печеньку, налила себе крепкого чаю и сделала глоток. 

Главное тут не уснуть… и правда усталость какая-то невероятная, будто мешки таскала, хотя по сути ничего особенного не делала, всё как обычно. 

 И всё равно, чувство, будто что-то не так.

Бывает такое, что гложет изнутри какой-то червяк, сидит у тебя прямо между правым и левым ухом и настойчиво нашёптывает, что всё сегодня изменится. Сейчас случится что-то непоправимое. 

Я кормила червяка курабье, топила его в чае, а он всё нашёптывал и тревога в груди только усиливалась и усиливалась.

Львы и дети…

Да уж, странная неделька, иначе не скажешь.

Возможно, я так бы и сидела ничего не понимая, если бы на одну секунду не отвлеклась, не подумала, что кто-то стучит в дверь, и не встала. 

Встала и тут же начала падать.

Червячок, наевшийся курабье и напившийся чаю, потянулся, покряхтел и сообщил: "А я говорил, что что-то не так!"

15. Пятнадцать капель валерьянки

 —  Соня? Сонь!  —  Нина колотила в дверь туалета для персонала, а я стояла и в ужасе смотрела, как две тёмно-бордовые капли стекают вниз по стенке унитаза. 

Приплыли.

Голова всё ещё кружилась, сердце стучало от страха так сильно, что шумело в ушах и почему-то горели огнём виски. 

 —  Соня, блин!

Я на автомате потянулась и открыла дверь Нине, а та тут же залетела в кабинку, достаточно просторную для нас двоих, и заперлась, будто ничего особенного в этом нет.

 —  Ты чего? 

Нина окинула меня взглядом, и только теперь, рядом с пробивной гиперактивной Ниной я поняла, что готова разрыдаться.

 —  Плохо? Голова? М…  —  она замолчала.  —  И? 

Нина явно решила, что дело в банальных месячных, закатила глаза, вздохнула. В просторном туалете был даже шкафчик, где немногочисленная женская часть коллектива хранила всякие запасные предметы личной гигиены. 

 —  Ну? Не ноем, всё решаемо!

 —  Нин…

 —  Так, на вот салфетки тут… прокладки или тампоны…

 —  Нин… 

 —  А я думаю, куда ты делась…

 —  Нин, я беременна,  —  и я впервые произнесла это вслух.

До этого момента никогда не встречались вместе эти два слова. Никогда я не произносила “Я беременна”, и всё казалось проще, будто если молчать  —  оно исчезнет. Но теперь, когда воздух уже сотрясся, будто назад дорога закрылась, и появилось внутри сосущее чувство страха и пустоты. Понять бы от чего: от чёртовых капелек тёмно-бурой крови или от самого факта беременности.

 —  Ты… что? Тебе восемнадцать-то есть?  —  первое, что ляпнула Нина и тут же стукнула сама себя по губам.  —  Прости… прости, зайчик. Ты… как? Не важно! Ладно. Так. Ты прокладку держи, я сейчас тебе номер пустой найду и скорую вызову. Не бойся, ладно? Всё, давай… Не… не думай об этом, это ничего не значит.

Я кивнула, а Нина выскочила из туалета, чтобы вернуться меньше чем через минуту. 

 Она медленно вела меня в номер по пустым коридорам. Было уже достаточно поздно, чтобы постояльцы не бродили, и недостаточно поздно, чтобы возвращались те, кто коротал вечер в баре. 

Нина открыла одну из дверей и завела меня туда. Уложила на кровать, и тут же головокружение стало отступать.

 —  Ты зелёная вся, зайка… что же это блин. Уф. Ладно, скорая в пути.

 —  Нин, всё ок, я всё равно хотела…

 —  Что?  —  она села возле меня, протянула бутылочку с водой, которую оставляли для посетителей. 

 —  Я не планировала… его. 

 —  И что?

 —  Разве это не важно? Я не должна переживать.

 —  Должна или нет, но ты переживаешь, я же вижу,  —  пухлая тёплая ладошка Нины стала гладить меня по голове, как ребёнка, а я снова почувствовала ком в горле, который уже не так просто оказалось проглотить.