И почему до сих пор, как в детстве, кажется, что “Меня батя убьёт, если расскажу”, будто я не залетела, а вазу дорогую разбила.

 От метро до “Simon” гулять минут десять, потому я натянула шапку и потопала, радуясь первой физической активности за последние пять дней. Город радостно мигал вокруг меня, по-ночному так, мило. И возвышался напротив “Симона” большой старый дом, мы с Мотей часто думали, кто же там живёт и как бы одним глазком глянуть, какие там квартиры. 

В баре было ещё совсем тихо, пусто, я пришла рано.

Скинула кожанку, шапку, вымыла руки и пошла за стойку. Там уже крутилась Нина, пышная как пончик девушка, с очаровательными щёчками, а по ту сторону стойки сидела её шикарная звёздная подруга Гелла.

 —  Здравствуйте, Гелла,  —  улыбнулась ей, а та лениво помахала рукой.

 —  Привет, Сонь,  —  говорила нетрезво и уже сонно.  —  Нинчик, повтор…

 —  О… она нас сегодня докона-ает!  —  взвыла Нина. 

 —  Почему?  —  я заняла своё место и начала протирать бокалы, которые Нине никогда не казались чистыми, но в целом меня это медитативное действо даже успокаивало.

 —  Видишь ли… наша Гелла влюблена, верно Гелла?

 —  Верно,  —  вздохнула Гелла и упала щекой на столешницу.

 —  Причём в парня, которого раньше сама не замечала и быка за рога не брала! 

 —  Не брала…  —  Гелла жалобно потянулась к новому коктейлю.

 —  А теперь этот парень втюрился в другую.

 —  Неправда! Она его водит за нос!  —  Гелла вдруг села и ткнула в меня пальцем, а я хихикнула.  —  Соньк, ну ты же понимаешь, что ну она его просто… водит! За нос! Он даже имени этой феи не знает!

 —  Ага,  —  кивнула я. 

Первое, чему научила Нина: соглашаться с пьяными. 

 —  И вот теперь Гелла в печали,  —  резюмировала Нина.

 —  В печали,  —  кивнула Гелла. 

 —  Понятно,  —  улыбнулась я.

14. Четырнадцатая ночь

Сон был беспокойным. Такие бывали раньше и утром приносили ощущение очищения, будто с первыми лучами солнца уходили все монстры из-под кровати и оставляли после себя только сырые следы на полу. Как в поговорке, где "после радости неприятности", после бури выходило солнце и всегда становилось легче жить, после самой страшной ночи.

Лев кошмаров не боялся, ему они были даже интересны. Обычно он просыпался и хохотал про себя, приговаривая: “Причудится же такое”. Он вообще не боялся потустороннего, странного, ужасного, мерзкого. Не был бесстрашным, просто не придавал значения тому, во что не верит.

Он не верил Геллиным словам, потому о них не думал. Он не верил, что чёрные кошки приносят беду, потому спокойно ходил мимо них и им позволял мимо ходить. Лев вообще легко решал сам с собой такие проблемы. А разочарования это же только стечение обстоятельств. Нельзя думать, будто в этом мире всё только белое или чёрное... 

Лев не разочаровывался. Единственное, что его когда-то подвело - его собственный организм.

Тем не менее, сегодня он хотел проснуться. Не от того, что сны были какими-то другими, не от того, что было особенно жутко, нет. Просто как-то надоело ему вдруг это.

Сны   были соратниками болезни. 

А Лев почему-то захотел стать прежним.

Прежний Лев страшных снов не видел.

Прежний Лев был весёлым парнем. Он не женился только потому, что легко влюблялся. Он жил на две страны, и ему это нравилось. Он создавал музыку и кайфовал от неё! 

Прежний Лев  —  душа компании, здоровый медведище, бородатый викинг. Он вызывал у людей трепет и согревал их своими рыжими глазами.

Отощал, истрепался, остыл. 

Нынешний Лев распахнул глаза и уставился в потолок, радуясь, что его вытащил из кошмара звонок телефона: