Потому и трушу, боясь представлять последствия, если Торов догадается, как меня плющит, стоит подумать о его жене. А ну как решит вновь отдалиться, чтобы меня не ранить сильней?

Я же сдохну. Второго испытания на одиночество не выдержу. Сгорю в агонии.

Устав лежать на одном боку, переворачиваюсь на другой. Закрываю глаза, стараюсь расслабиться, но вместо этого лишь отсчитываю секунды.

Одна, две, десять… спи, Солана… двенадцать… тринадцать… спи-и-и… да какое там!

Рука сама собой тянется к телефону, нащупывает его и притягивает поближе. Распахиваю ресницы, чтобы просто убедиться, что никаких новых оповещений на телефон не приходило, и грустно выдыхаю.

Ничего. Пусто.

Значит, Джек еще занят.

Вновь закрываю глаза и пытаюсь провалиться в темный колодец сновидений. Прислушиваюсь к шелесту деревьев на улице, легкому завыванию осеннего холодного ветра, тихому скрипу половицы где-то в доме…

Тишина… расслабление… успокоение…

А-а-а-ааа…

Нет, так уснуть невозможно!

Может, какао поможет?

Выбираюсь из кровати, накидываю поверх майки и шорт халат, запахиваю его и подвязываю поясом. Игнорирую тапки и босиком спускаюсь на первый этаж в кухню. Не хочу шуметь и привлекать внимание. Не хочу вопросов. Хочу горячего молочно-шоколадного напитка и тишины.

То, что в пищеблоке может кто-то быть, не рассчитываю. И печалюсь, понимая, как ошиблась. Освещение из кухни однозначно говорит, что мне не везет побыть одной.

– О, привет, Солана, – Йен Мархов оборачивается, стоит вступить в полоску света, падающую в проем. – Тоже не спится?

– Угу, – киваю, стараясь не замечать ни пристального внимания, каким меня награждает помощник Цефа Вудова, отца Жани, ни интереса в глазах, блеснувших всполохами предвкушения, ни того, как затрепетали его ноздри, когда он глубже втянул воздух, ни довольной улыбки, растянувшейся на тонких губах.

Я знаю, что несколько лет назад Мархов обращался к моему отцу, прося у него официального разрешения за мной ухаживать, потому что, когда задал подобный вопрос мне, получил моментальный категоричный отказ.

От папы он тоже получил отказ и вроде как исчез с радаров, точнее, я уехала учиться, а он перестал преследовать. Но, судя по его довольному лицу и урчащим ноткам, проскакивающим в голосе, от идеи до меня добраться до конца не отказался.

– Составишь мне компанию за чашечкой кофе? – Мархов кивает на стол, где стоит тарелка с нарезанными бутербродами и большая чашка с дымящимся напитком. – Могу налить.

– Нет, спасибо, – желания вести беседы во мне как не было, так и нет. – Не пью на ночь крепкие напитки.

– Я же не вино предлагаю, – хмыкает двуликий, оборачиваясь ко мне всем корпусом. – Хотя могу и его, если захочешь?

Он упирается поясницей в столешницу и складывает руки на груди, напрягая мускулы. То, что красуется, легко догадываюсь, но не комментирую. Зачем акцентировать на этом внимание, вдруг неправильно поймет мои слова, потом устану доказывать, что мне безразличны его маневры. Моему Джеку он совершенно не конкурент.

Предложение с алкоголем пропускаю мимо ушей. Дотягиваюсь до банки с какао и насыпаю пару ложек в глубокую вытянутую чашку из молочной глазури. Добавляю три кусочка сахара и только после этого оборачиваюсь к мужчине.

– Позволишь подойти к чайнику? – уточняю, останавливаясь от него в паре шагов.

Не хочу приближаться больше, чем сейчас. Не хочу, чтобы его запах оседал на моей одежде. Мечтаю побыстрее закончить и подняться к себе.

– Да пожалуйста, – хмыкает Йен, но вместо того чтобы отойти к столу, где его дожидается еда и напиток, он лишь на полшага сдвигается вбок.