Я дурная? Вполне возможно. Или больная. Что еще более вероятно.

Не зря же любовь называют болезнью. Значит, я неизлечимо и безнадежно больна одним конкретным красавчиком-мужчиной. Но самое главное, что не хочу излечиваться.

Весь вечер нахожусь в прострации. В какой-то момент понимаю, что не просто потеряла нить разговора в общении с Жани, а любимка задает мне одни и те же вопросы по третьему разу. При этом, странно, не злится, а лишь понимающе улыбается.

– Совсем на дурочку похожа, да? – уточняю у нее в какой-то момент.

– Нормально, Соль, – фыркает Вудова. – Наоборот, я тебе даже завидую.

– Правда?

– Конечно. Но не черной завистью, не подумай. А белой-белой.

– Спасибо, моя хорошая, – обнимаю ее и беру в руки гребень, чтобы расчесать ее густые длинные волосы.

Вот кого что успокаивает, меня же такое незамысловатое занятие.

Да и подружке нравится, она прикрывает глаза, откидывается назад, упираясь спиной мне в колени, и тихонько мурчит.

– Кстати, что там с этой Иматовой? Тебе не кажется эта Дарха подозрительной? – уточняет неожиданно Жани.

Замираю, не донеся руку до темноволосой макушки, и хмурю брови.

– С чего вдруг ты решила?

Естественно, я рассказала ей основные моменты. Иначе поступить не могла. Мы с детства привыкли делиться и радостями, и горестями друг с другом. Именно Вудова – была той единственной, кто помогала мне все эти годы не загибаться от тоски и боли, пока я страдала по Джеку. Именно она не позволяла рассыпаться на части, когда штормило и ломало. Именно она сообразила подловить недолюбовницу Коди и пригрозить той оставить без волос, чтобы выпытать правду.

И вот теперь…

– Она произвела на меня странное впечатление, – дергает любимка плечом.

– Это как? – хмыкаю. – Ты же ее не видела.

– Не видела, но тебя слушала внимательно.

– И что наслушала? – уточняю, вновь возобновляя неторопливые успокаивающие нас обеих действия с расческой.

– Первое, она вешается на Джека, зная про тебя. Заметь, – Жани резко вскидывает руку и помахивает указательным пальцем из стороны в сторону, – зная про тебя с момента твоего рождения. Это как вообще?

– Может, он ей настолько симпатичен, что наличие истинной ее не заботит. Или она думает, что сможет удержать его таким способом? Вот только останавливает от расставания его совершенно иное.

– Долг, это понятно, – кивает Вудова. – Но сама подумай. Если бы тебе нравился кто-то так сильно, что бы ты сделала? Заставила объект своей страсти мучиться и страдать из года в год? Или же отпустила, поняв всю тщетность попыток быть вместе? Ведь он ее на протяжении шестидесяти девяти лет как женщину игнорирует. Это не год и не десять.

– М-да. Сейчас, когда ты разжевала всё до мелочей, я соглашусь с твоей точкой зрения: поступок Иматовой выглядит… по меньшей мере странно. Это смахивает не на любовь, а на… – щелкаю пальцами, пытаясь подобрать правильное слово.

– …эгоизм.

– Хм, вполне. Но, погоди, – вновь откладываю гребень и, обняв Жани за плечи, кладу подбородок ей на макушку. – Может, она боится остаться одна, вот и дурит?

– Когда страшно, девочки плачут и уговаривают их не бросать, Соль, но не пытаются залезть мужику в штаны и строят глазки.

– Фу! Давай не станем углубляться в возможные уловки незнакомой нам дамы, – отклоняюсь назад и тянусь за укрепляющим спреем, чтобы увлажнить и напитать витаминами шоколадные кончики волос.

– Фу не фу, но это так.

– Уверена?

– На все сто.

– Ладно. Один повод задуматься о странности Дархи у нас в копилке есть, – киваю, пусть Вудова этого и не видит. – Это все твои аргументы? Или что-то еще подметила?