Многовековая славная история Ростова охватывала многие века. Было время, состоял он в Ростово-Суздальском княжестве, затем был главою княжества Ростовского, пока наконец не присоединился к Московскому. Ростовские витязи и воины, собранные из ратных дружин города и окрестных сел, участвовали в знаменательных для Руси битвах и на реке Сить в 1238 году и в Куликовской битве 1380 году, защищая русскую землю от полчищ и набегов недругов.

Найдя указанный двор гадалки, молодые люди остановились на дороге. Чтобы не пугать домочадцев, Мирон подошел к воротам только с Людмилой. Им открыла осанистая полная баба в русском сарафане.

— Чего надобно вам? — спросила она приветливо.

— Моя сестрица погадать хочет у вашей дочери, если можно, — произнес Мирон, заглядывая через покосившуюся калитку.

— Можно, отчего ж нельзя. Проходите на двор, люди добрые, — кивнула баба, открывая калитку и запуская Мирона и девушку. — Только не дочка она мне, а племянница троюродная. Из милости у меня живет. Вот лишь гаданиями своими и помогает мне хозяйство поддерживать.

Баба провела их в избу и далее в небольшую горницу с одним окном. На лавке сидела девушка в длинной рубахе и сарафане, босая, с длинной светлой косой, и как-то странно раскачивалась из стороны в сторону.

— Вот, Жданушка, гости к тебе. Девица эта погадать хочет, — заявила баба с порога, обращаясь к светловолосой девице.

Ждана подняла взор на вошедшую Людмилу и тетку и посмотрела на них пустым ничего не выражающим взглядом.

— Ты слышишь меня? — спросила баба племянницу.

— Ага, ага, ага, — затараторила девица и судорожно закивала.

Мирон, стоящий в дверях горницы, подозрительно посмотрел на девку-гадалку. На вид той было не более двадцати лет. И ее лицо, красивое и бледное, то и дело неестественно подергивалось.

— Вот, на лавку рядком присаживайтесь, дорогая, — велела баба Людмиле и, достав из сундука мешочек с деревянными костяшками, рунами, сунула его в руку племянницы. — Ждана ее зовут.

— День добрый, Ждана, — сказала Людмила. — Люди говорят, гадать вы умеете?

— Да, — кивнула светловолосая девушка и в упор уставилась на Людмилу голубым взглядом. — На рунах могу, — тихо добавила Ждана и снова как будто замерла на миг, а затем, вновь посмотрев на Людмилу, глупо заулыбалась и промямлила: — Да, да могу.

Отметив, что Ждана развязала мешочек и выложила руны перед собой на лавку, тетка отошла к выходу из комнаты, чуть прикрыв дверь. Мирон, который стоял у входа, посторонился, пропуская бабу и, подозрительно глядя на светловолосую девицу, вымолвил:

— Вы, матушка, скажите, девка-то ваша странная какая-то?

— Да и впрямь странная она, — кивнула баба, согласившись с Сабуровым. — Она сильное горе пережила. Никому не пожелать того! Четыре года назад всю ее семью, отца с матерью и сестер младших, убили людишки местные.

— Убили? — спросил участливо Мирон.

— Да, зверски убили всех. Одна она цела осталась.

— Отчего же так? — произнес, бледнея, Мирон.

— Колдунами их звали, брата-то моего троюродного. Но они ведь ничего плохого не делали, — начала баба. — А людишки посадские все равно их ненавидели. Вот и расправились. Всех поубивали, даже малых девок, а дом сожгли. А Жданушка-то после смерти всех одна осталась. Вот мы с Катенькой, дочкой моей, и взяли ее к себе. С тех пор она и живет у нас печальница. А еще в тот день, когда семью-то братца моего растерзали, мужики местные, охальники окаянные, снасильничали над Жданушкой. Вот с того дня-то она и не в себе, несчастная. Помешалась умом.

— Ясно, — кивнул Сабуров, холодея душой от всей этой страшной истории, жалея о том, что начал расспрашивать бабу обо всем.