Он слушал меня, глядя в глаза, хмурился, явно прикидывая варианты и обдумывая мою просьбу. Сердобольностью излишней Демин никогда не отличался, у него к жизни всегда был весьма эгоистичный подход, и интересы были эгоистичные — товарно-денежные. Были, конечно, и определенного рода принципы, через которые он никогда не переступал и не переступит, но в целом хорошим человеком его назвать сложно, наверное, впрочем, как и меня. Вот и спелись.

— Хрен с тобой, будут тебе документы, но предупреждаю, случись какая-нибудь херня, отвечать будешь сам.

Согласно кивнув, я опрокинул в себя еще один бокал, чувствуя, как по горлу разливается тепло. С документами разобрались, теперь осталось понять, что делать дальше. Девчонка вряд ли придет в большой восторг при виде меня. Я не урод, конечно, по нынешним меркам в целом даже красив, наверное, но определенный род деятельности накладывает свои отпечатки.

— Утром документы на опеку будут ждать тебя в больнице, — пообещал друг, поднимаясь со своего места и давая понять, что на сегодня разговор окончен, — езжай домой, Олег, отдохни.

Я так и сделал. Наконец попав домой, первым делом завалился в душ, смывая с себя этот день. После водных процедур я направился прямиком в постель. Однако несмотря на всю усталость, уснуть в эту ночь мне так и не удалось. В голове одна за другой крутились мысли о прошлом, о детстве, юности… Я рано потерял родителей, мне и семи тогда не было, родственникам чужой ребенок, как это часто случается, оказался не нужен, а потому я отправился прямиком в детский дом. Я все еще помнил, как жилось там, где не было ничего кроме ненависти к себе и окружающим. К перманентной озлобленности и беспочвенной агрессии. Там, где давно забыли, что такое любовь и сострадание, где все было наплевать на какого-то мальчика Олежу, в один миг оставшегося сиротой. Таких Олеж там было много.

Вспоминали о нас только по праздникам, когда ублюдкам с огромным пузом, обтянутым рубашкой стоимостью в почку, и трещащей по швам тканью при каждом движении, нужно было сделать очередной показательный благотворительный жест. Выделить детдому кругленькую сумму и подарить несколько игрушек, улыбаясь на камеру. И срать ему, ублюдку этому было на то, что дети потом за эти игрушки глотки друг другу рвали, потому что на всех никогда не хватало.

Вряд ли что-то изменилось с тех пор, как я покинул стены этого места. Помню, что даже дышать легче стало. Как только восемнадцать исполнилось, послал всех от души и больше ни разу туда не возвращался.

Голодные, озлобленные дети, ненавидящие их воспитатели, не брезгующие распускать руки, вот что ждало девчонку в этом гиблом месте, разве мог я позволить ей туда попасть. Ничего, приведу в чувства, сделаю из нее человека и пусть валит во взрослую жизнь, а пока будет под моим присмотром, чтобы глупостей не натворила.

Ближе к четырем утра я сдался, попытка поспать все равно не увенчалась успехом, а потому поднявшись с кровати, я пошел в душ, малодушно надеясь, что ледяная вода в чувства приведет, и ко мне наконец придет озарение, какого хрена я вообще делаю.

После душа следовал уже привычный ритуал – крепкий черный кофе без сахара и сигарета, завтрак будущего язвенника, чтоб его. Сколько раз собирался начать нормально жрать, и все никак. От пуль не сдох, так не хватало из-за дыры в желудке помереть.

В который раз захотелось все бросить нахрен и уехать подальше от этого дерьма, от жизни такой, да только не умел я жить по-другому. Сразу после детдома я в армию отправился, военное училище, офицерское звание, и снова служба, о которой теперь даже вспоминать не хочется, да и чего вспоминать, когда все мертвы, а отряда нашего и не существовало никогда, я вот один жив остался, судьба посмеялась, не позволив сдохнуть, вынудив до конца жизни нести на себе груз вины выжившего. Каждый день себя спрашиваю, на кой хрена меня на этом свете оставили, чтобы убивал дальше? С криминалом вот связался, из одной крайности в другую. Повяз во всем этом дерьме, наверное, подсознательно ожидая, что наконец пристрелят уже.