— Поговорить надо, — я решил, что логично сразу приступить к делу. Никогда не любил пустой треп, даже с друзьями. С единственным другом. Остальных больше нет, даже могилы сырой не осталось, только воспоминания мои, да вот незадача, мне бы забыть все это хотелось, или там, вместе с ними лечь.

— Ну пошли в кабинет, поговорим, раз надо, — правильно считав мое настроение, согласился Дима, и развернувшись на пятках, проследовал в дом.

Едва оказавшись в кабинете, Дима проследовал к мини-бару, заставленному алкоголем стоимость с хороший такой домик. Открыв дверцу, и критически осмотрев содержимое бара, он наконец вынул бутылку коньяка, с соседней полки достал два бокала, и поставил все это добро на стол. Вот что мне всегда нравилось в Диме, так это способность мылить в правильном русле. Расставив бокалы по краям стола, Демин плеснул в них темно-коричневую жидкость и отставив бутылку в сторону, уселся в большое кожаное кресло. Я же занял второе, ровно напротив.

— Ну рассказывай, что тебя заставило явиться на ночь глядя, — пока еще спокойно произнес друг, — что-то личное или…

— Личное, — перебил его, не дав возможности продолжить.

Я не имел ни малейшего понятия с чего начать разговор, это ведь глупость несусветная, девчонку под крыло решил взять, театр абсурда просто. А с моим образом жизни и вовсе цирк без клоунов. Дима некоторое время терпеливо ждал, молча наблюдая за тем, как я веду внутренний диалог с самим собой, не решаясь высказать вслух причину своего приезда, но вскоре его выдержка дала трещину.

— Так ты будешь говорить, что у тебя случилось? — раздраженно спросил он. — Или мы тут пол ночи будем сидеть?

Наконец собравшись с мыслями и справедливо рассудив, что обратной дороги у меня нет, я поведал Демину самую идиотскую историю из всех, что когда-либо со мной приключились. Рассказал и о решении своем, не менее идиотском, наблюдая, как вытягивается лицо друга, и как округляются его и без того большие глаза.

Как я и ожидал, воспринял Дима мою просьбу крайне скептично, с откровенным непониманием и долей раздражения во взгляде.

— Ты рехнулся? — наконец придя в себя, рявкнул друг. — Какая нахер опека, на кой черт тебе эта девка? Только не говори, что влюбился с первого взгляда.

— Ты идиот что ли? — кажется, у меня даже голос сорвался, это надо же было такое ляпнуть. — Какая нахер любовь, ей семнадцать! Да я, блядь, сам не знаю, как свой хренов рыцарский порыв объяснить, просто не могу я пустить все на самотек, считай, пожалел я ее.

— Ишь какой жалостливый, — усмехнулся друг, делая глоток. — Делать ты с ней что будешь? Тебя дома не бывает неделями, запрешь ее в четырех стенах?

— Надо будет, запру, — я говорил вполне серьезно, не такой уж это и плохой вариант, — слушай, не знаю, главное, чтобы ее в детдом не отправили, остальные проблемы буду решать по мере поступления.

Я мог понять друга и его реакцию, приди он ко мне с подобной просьбой, я бы также у виска покрутил и послал бы куда подальше, крышу протекающую лечить. Нам сейчас без этой девки проблем хватает, а я со своей жалостью приперся, тьфу бля. Ситуация до абсурда идиотская, конечно, но я уже впрягся, а раз впрягся, не мог я ее там оставить, и сделать вид, что ничего не было, не по-мужски это. Помогу ей и отпущу с миром в нормальную жизнь.

— Дим, да я понимаю, как это выглядит, — покачав головой, я залпом опрокинул в себя содержимое своего бокала, — я тебя редко о чем-то прошу, но сейчас, помоги а, я бы не просил, но время поджимает, ее не сегодня, так завтра вышвырнут из больницы и в детдом, ты же сам знаешь, как там, мы оба в этом дерьме росли.