Четверо в штатском оказались продажными офицерами местного управления службы безопасности, и они со своим карманником уже летели на приданном охране хранителей военном вертолете в Москву для допросов. Для их начальников, тут же взятых в разработку, они просто исчезли, туда и дорога, и можно было не сомневаться, что щупальца бенефициаров в Нижнем Новгороде будут выявлены до последнего сантиметра.

Оставив справа милый мокшанский Моршанск с его доброжелательным архивом и отличным инсарским сыром, маленький кортеж проехал очередные пятьсот километров по бесконечной России и в сумерках въехал в Ульяновск. Утром хранители зашли в областной архив, но ничего нового о Симбирске – огромном торговом центре со странами Каспийского моря – не нашли. Максим с удовольствием отвез друзей в дом-музей Ульяновых на уютной улице Ленина, который в свое время произвел на московского историка огромное впечатление.

Внук нижегородского крепостного и сын астраханского мещанина-портного Илья Ульянов с отличием окончил гимназию и Казанский университет, после чего дослужился до гражданского генерального чина действительного статского советника. Получая большое жалованье, Илья Николаевич снял большой двухэтажный особняк на тихой улице в центре Симбирска, в котором для комфортной жизни было все, включая все последние достижения науки и техники того времени. На втором этаже были комнаты многочисленных детей, в том числе Владимира. В комнатах с голыми стенами и окнами в дивный сад были только неширокие кровати, шкафы, стулья, столы с лампами и выписками о том, как сделать всех людей счастливыми, и больше ничего. Обстановка на втором этаже была спартанской, особенно по сравнению с первым, и способствовала развитию сильной личности.

Владимир Ильич Ульянов стал такой сильной личностью, изменившей мир. Он умел четко и кратко формулировать то, что интересовало стомиллионный трудовой народ. Максиму нравилось крылатое выражение потомственного дворянина Ульянова-Ленина, сильно приблизившее Великую Октябрьскую революцию: «Как царь с нами – так и мы с царем!» Только увидев, как рос будущий вождь мирового пролетариата, московский историк окончательно понял, как большевики свалили губившее Россию самодержавие, не дававшее жилья двумстам миллионам человек. Максим всегда смеялся, когда очередные тупорылы говорили о том, что Россия в 1913 году развивалась небывалыми темпами и именно большевики остановили это великолепное развитие.

Олигархи царской России просто продавали заграницу огромное количество непереработанного сырья, но деньги шли в их бездонные карманы, а совсем не в экономику страны. То, что царизм втянул империю в совершенно ненужную ей мировую войну, с потерями в пять миллионов ни в чем не повинных людей, в счет не шло. В самой России крестьяне и рабочие не жили, а мучились, но власти это не интересовало. На одного дворянина приходилось сто пятьдесят крестьян, сорок мещан, 13 священников и восемь купцов. В свихнувшейся от жажды наживы для немногих империи хорошо жили только три человека из ста, и большевики разорвали этот порочный круг горя и бед. Хештеги Ленина «Когда нет конца терпенью – тогда нет конца страданью» и «Чем хуже – тем лучше» – тоже сыграли в этом большую роль.

Пообедав в уютной чайной лавке у музея, хранители выехали в Сенгилей, где в деревне с типичным имперским названием Поповка жили предки Максима по отцовской линии. По дороге московский историк рассказал, как в Орловском архиве проверял в Мценском уезде двенадцать Алексеевок, чтобы найти нужную. Обычно деревни называли по именам их основателей или членов семей владельцев-помещиков. В каждой губернии были десятки Марьевок, Петровок, Николаевок.