Что он такое говорит? Дедушка кого-то нанимал? Вздор!

— Так что, поскольку в краже вы фактически не виновны, то освобождены. За подкуп охраны музея вам грозит штраф. Этим займутся в местном управлении. А что касается совести, на нее закон не распространяется, — дополняет инквизитор, а мне хочется вскочить и закричать: “Стоп! Что тут происходит? Вы ошиблись!” Но выражение лица дедушки хуже чистосердечного признания.

Нет же… Нет! Он не мог! Он не стал бы!

— Шкатулку удалось найти? — только и спрашивают Дирадр.

— Ее отвезут в личное хранилище Его Величества. На этом я вас, пожалуй, оставлю. Рад был знакомству, леди Рошэ, — кивает инквизитор в этот раз весьма строго и сдержанно, но все же на лишнюю секунду задерживает на мне взгляд, и только потом уходит.

Его равномерные уверенные шаги еще доносятся какое-то время. Стражи бегут следом. Дворецкий что-то говорит, а затем хлопает дверь, и мир погружается в вязкую тишину. Даже воздух вокруг меня будто густеет.

Что этот инквизитор тут сейчас наговорил?

— Сири, — зовет меня дедушка, и я вырываюсь из ледяного омута страшных мыслей, и смотрю на господина.

— То, что сейчас сказал инквизитор… это ведь ложь? — только и спрашиваю я.

В глубине души я уже давно все поняла, но не хочу в это верить. Не могу. Дирадр ведь знал, как для меня важна эта шкатулка. Он бы не стал…

— Прости, Сири, — говорит господин, и мое сердце разрывается от боли.

— Нет! — мотаю я головой. — Вы не могли так со мной поступить. Или.. вы сделали это для меня? Но зачем же таким методом? Мы ведь вместе придумали другой план! Так зачем же…?

— Я не могу тебя отпустить!

— Что? — охаю я. — Вы хотели ее украсть и скрыть от меня? За что? Почему? Вы же знаете, что у меня в том мире остался жених!

— А помнит ли он тебя, Сири? Неужели тебе здесь так плохо? Почему так одержима идеей отсюда сбежать? Ты уверена, что хоть кому-то еще нужна в том твоем мире? — серчает дедушка, и его бледное лицо в миг становится пурпурным от злости.

Я его совсем не узнаю. Мы, конечно, и раньше спорили, но никогда не действовали за спинами друг друга. И этим доверием я дорожила как безусловной ценностью. А что теперь?

— Даже если меня там никто не ждет, это все еще мой мир. Мне решать, хочу я туда вернуться или нет. Не вы ли всегда так говорили? Поддерживали меня. А теперь сами же отобрали у меня право выбора.

— По-твоему, я должен просто смотреть, как моя дочь уходит в неизвестность?!

Но я не его дочь! Однако о таком ему в лицо не скажешь.

— Я ведь желаю тебе лучшего, — говорит он, однако, заблуждается. Откуда ему знать, что для меня лучше? Уж точно не эта беготня по лесу за егерями, и не вечные стычки с инквизитором, который в любой момент мог понять, кто я!

— Вы могли бы сказать о своих тревогах, — говорю дедушке. — Могли бы попросить задержаться. А не вот так вот обманывать меня! Это должен был быть мой выбор, а не ваш, господин!

— Сири!

— Что ж, теперь я никуда не уйду. Из дворца шкатулку уже не достать. Надеюсь, вы счастливы, — говорю дедуле и ухожу.

Злюсь так, что волосы на себе готова рвать. Я ждала обмана от кого угодно, но не от господина Рошэ!

И все же, не нужно было так срываться. Пусть он не прав, но в глубине души я понимаю, что сделал он это из заботы. И все равно на это злюсь. Я столько сил положила на поиски, а все закончилось так.

— А может, оно к лучшему? — говорю сама себе, пытаясь успокоится. — Что, если в том мире, меня никто уже не ждет? Вдруг там время идет так же, как тут, или быстрее? Я верю в то, во что хочу верить. Но правда может быть иной.