Потом я увидела и волну блестящих каштановых волос, и прямой нос с тонкими ноздрями, и губы… Его губы… Они были как будто вырезаны из камня. Даже на вид они были твёрдыми. И достаточно широкими, красивой формы. Нет! Идеальной. Идеальной формы… Губы незнакомца были чётко очерчены, будто нарисованы, будто обведены чем-то по контуру… Контур был чуть светлее, чем сами губы.

Я, застыв, не могла произнести ни слова, наслаждаясь видом этого красивого лица, впитывая в себя каждую его чёрточку, осмеливаясь кинуть взгляд и на широкие плечи, и на крепкую смуглую руку, которой незнакомец опёрся о мой стол.

- У меня свободно! Идите сюда! – вдруг откуда-то сзади скрежещущим диссонансом раздался кокетливый, показавшийся мне безмерно противным голос Лидки, моей одногруппницы.

Этот мерзкий голос словно пробудил меня от спячки, вновь подарив свободу движений и речи.

- Да, да, конечно, - суматошно засуетилась я, дрожащими руками сгребая все свои книги на край стола. – Садитесь, пожалуйста, - добавила я севшим голосом, густо покраснев.

Мои слова потонули в грохоте книг, свалившихся с моего края стола. Я перестаралась, слишком сдвинув источники знаний.

Сзади захихикали. Жар стыда и неловкости охватил всю меня. Кровь прилила к лицу ещё больше, с силой пульсируя в разгоревшихся щеках. Не зная, куда себя деть от смущения, я неловко встала, собираясь собрать свалившееся.

Но он оказался быстрее. Когда я ещё только со скрежетом отодвигала свой стул, я уже увидела тёмную макушку у своих ног.

Поднявшись, парень с насмешливой улыбкой протянул мне книги. Но, увидев мои дрожащие руки, просто положил их на середину стола. На середину! «Чтобы точно не упали!» - подмигнув мне, он вальяжно уселся рядом с Лидкой, небрежно кинув свою тетрадь и единственную книгу на обшарпанный Лидкин стол.

Я была уничтожена…

2. глава 2

Клавдия

Я была уничтожена! Я! Была! Уничтожена… Уничтожена и разбита…

Оставшееся время я смотрела в свою тетрадь, не видя её. Я вся была обращена в слух. Я напряжённо слушала, о чём щебечет проклятая Лидка. Лидка щебетала и щебетала своим кокетливым сладким голосом. А он изредка снисходительно отвечал.

Так я узнала, что его зовут Дмитрий, но можно просто Митя. Митя… Что приехал он из соседнего райцентра и живёт в нашем институтском общежитии. Что учиться ему не особо нравится; что он вызывался пойти добровольцем на фронт, но не подошёл ещё его год, и комсомольская ячейка райцентра направила его пока на учёбу в наш институт.

И ещё, что он не против попить сегодня вечером чай в Лидкиной комнате в общежитии. Чай. В Лидкиной комнате. Проклятая Лидка позвала его в гости…

Я знала, что Лидкины соседки по ночам часто дежурят в госпитале. Сама Лидка от дежурств отлынивала, хотя и окончила курсы медсестёр наравне со всеми.

Я лихорадочно посчитала в уме. Да, сегодня как раз Таня и Валя дежурные. Значит, проклятая Лидка будет одна. Одна.

Потом он, Митя, ушёл, попрощавшись с Лидкой и даже не взглянув в мою сторону. Лидкин стол сразу облепили девчонки. Они обсуждали его. Митю. Завидовали Лидке. Я сидела всё это время, не оборачиваясь на счастливицу Лидку. Я смотрела в свою тетрадь. Вернее, в то место, где лежала моя тетрадь. Я не видела её. Я видела Митю. Его лицо. Его глаза.

И слушала, слушала, слушала, что говорят девчонки. Что отвечает Лидка. Потом. Потом я не помню, как я дошла до общежития. Я не помню и не понимаю, почему я вообще пошла в это общежитие, хотя у нас ещё шли лекции.

Помню только, как я радовалась, что Стешка, моя подружка, живёт в этом общежитии и что Стешка как раз сейчас лежит дома из-за обострения своего гастрита. Ну да, ведь шла война и соблюдать специальную диету Стешка не могла никак. Какая уж там диета…