На улице мы, слава Богу, не оказались, у мамы осталась ее однушка, которая принадлежала только ей одной и была получена в наследство от ее родителей. Там мы и поселились. Вернуть наш дом и то, что по праву принадлежало нам, мама не пыталась, хоть и подозревала, что дело там не чисто было. Не мог отец в такие долги влезть и ничего матери не сказать. Но бороться она не стала, у нее дочь осталась несовершеннолетняя. Так и сказала: «Пусть подавятся».

Время шло, я постепенно пришла в себя, не без помощи специалистов, конечно. Мама работала, много, очень много. Услуги психологов уже тогда не были дешевыми. Две смены в школе и частные уроки по вечерам. Она с ног валилась, но виду старалась не показывать. А полгода года назад у нее обнаружили рак. Он хорошо поддавался лечению и, казалось, болезнь отступила. К сожалению, ремиссия длилась недолго. Наш враг вернулся. Мне пришлось оставить университет, взять академ и идти работать. Мама была против, но я даже слушать не стала. Хваталась за все подряд, потом вот в клуб повезло попасть. Училась на месте, можно сказать. Прошлое в секции, сначала художественной, а потом спортивной гимнастики, значительно увеличило мои шансы получить место. Разные вещи, конечно, одно дело на соревнованиях двенадцатилетней девчонкой выступать и совсем другое полуголой перед озабоченными мужиками на пилоне извиваться, то и дело отсвечивая стратегически важными местами.

Вхожу в клуб, улыбнувшись охраннику и иду внутрь. Кто-то из девочек уже разогревает собравшихся гостей. Я сегодня заступаю во вторую смену. Сегодня у нас аншлаг, народу тьма, а все из-за долбанного танцевального шоу с практически полным обнажением. Клиенты слюни пускают, только ведра подставить успевай, но пятничные вечера самые прибыльные. Здесь и девки голые, и приват, и потрогать можно. Последнее, впрочем, каждый раз вызывает у меня приступ тошноты. Сначала я отказывалась работать по пятницам, все никак не могла переступить через себя, девчонки только у виска крутили пальцем. А потом счета за лечение мамы стали расти, и начальник надавил, уволить грозился. Мне ничего не оставалось, как стиснув зубы идти и танцевать. И позволять себя касаться гребанным извращенцам, у половины из которых на пальце сверкали обручальные кольца. Хоть бы постеснялись.

В гримерке целая толпа девчонок, по пятницам нас всегда много. Морщусь и покашливаю от едкого сигаретного дыма. Сколько раз просила не курить здесь, но кто меня слушать будет. Я и без того здесь белая ворона.

— О, неженка наша явилась, — противный прокуренный голос Алины заставляет меня закатить глаза. Она у нас тут вроде местного авторитета, любовница Седого, одна из… Я давно перестала обращать внимание на ее трепыхания и попытки плюнуть желчью, как можно дальше. Остальные девочки только скалились всегда, поддакивая своем негласному лидеру. А мне плевать было. Я работать приходила. — Ну как там твои подносы, спинку еще не надорвала?

— Главное, чтобы ты ничего не надорвала, клиентов обслуживать неудобно будет, — огрызаюсь, одновременно натягивая на себя резиновое нечто. Презерватив какой-то, ей-богу, а не костюм.

— Что ты сказала, — он дергается в мою сторону, но тут в гримерку забегает Катька.

— Девчонки, слышали новость? — чуть ли не пищит от восторга. — Говорят сегодня сам большой босс пожаловал. Смотреть будет. И вроде как он очень даже ничего.

Обо мне сразу же все забывают, наперебой обсуждаю владельца клуба, которого никто никогда не видел раньше. Всем заправлял Седой, Борис Михайлович, то есть. Тот еще мудак. Меня не уволил только лишь потому, что я танцую хорошо и народ на меня поглазеть приходит. Пару раз намекал, правда, что пора бы мне на новый уровень переходить. В общем послала я его на этот самый уровень и огребла штраф хороший.