— А что, собственно, происходит? — подает голос Алинка, не забывая при этом хлопать глазками и призывно скалиться. На Седого это действует безотказно, а вот брюнета, кажется, ее старания совершенно не трогают. Он только окидывает ее мимолетным взглядом и усмехается криво. А потом громко рушит мою жизнь.

— Сегодня был ваш последний рабочий день, расчет получите вместе с выходным пособием. Приказ владельца. А сейчас попрошу собрать вещи и пройти на выход.

По залу проносятся возмущения, девочки наперебой что-то выкрикивают, а я стою словно вкопанная и не понимаю, шутка это или кошмар. Из-под ног в очередной раз почва исчезает. Что значит последний день и на выход?

— Вы не имеете права, вот так, без объяснений, — вырывается прежде, чем я успеваю осознать, что это мой голос звучит на весь зал.

— Вам требуются объяснения? — мужчина переводит на меня суровый взгляд, и я непроизвольно делаю шаг назад. — Вас, когда на работу принимали, кажется, предупреждали, что здесь вы только танцуете, не более, — отрезает, несказанно меня удивляя.

Что он такое несет? Седой ведь сам девочкам зеленый свет дал, а теперь нас увольняют? Остальные тоже выходят из шокового состояния и начинают гоготать, озвучивая мои мысли, правда, быстро затихают, когда узнают, что Борис Михайлович здесь больше не главный и деятельность его активная является причиной его увольнения, и нашего за одно. Пока девочки, тихо возмущаясь, хлопают глазами, на меня накатывает такая ярость, что я сама от себя не ожидая, дергаюсь резко и проскользнув мимо неожидающего такой прыти мужчины и его коллег, прорываюсь к лестнице, и мчусь на второй этаж, туда, где находится кабинет Седого. Отчего-то уверенна, что застану там того самого загадочного владельца, уже прекрасно понимая, кого увижу. Но сейчас мне плевать, на все плевать. Я ни в чем не виновата и эта работа мне как воздух нужна.

Уже у самой двери меня перехватывают и тянут назад.

— Никуда я не пойду, пропустите меня, вы не имеете права меня увольнять вот так, пустите я сама ему все скажу, — упираюсь пятками в пол.

— Успокойтесь, — тот самый брюнет больно сжимает мой локоть и тянет в сторону лестницы, — и уходите, пока не стало хуже.

— Пропусти, — вдруг доносится из кабинета, и я невольно вздрагиваю. Я, конечно, не ошиблась в своих ожиданиях.

Мужчина качает головой, говорит что-то вроде: «доигралась» и отпускает мою руку. Я не жду ни секунды, врываюсь в кабинет и нарываюсь на старого знакомого. На тот самый пустой и холодный взгляд голубых глаз. Мужчина стоит с бокалом в руке и откровенно меня разглядывает. Не так как те, что аплодировали у сцены, без похотливости и неприкрытого желания, а скорее с каким-то презрением.

— Выпьете? — усмехается и эта усмешка вызывает у меня желание влезть в душ и хорошенько отмыться. Становится так мерзко и неприятно, что к горлу подкатывает огромный ком, не дающий сделать вдох. Открываю рот и вдруг краем глаза замечаю какое-то движение у стола. Поворачиваю голову и застываю в ужасе. Неподалеку от меня лежит огромный черный пес и опасно скалится, глядя на меня. Душа уходит в пятки и я, кажется, начинаю седеть. А пес продолжает глядеть на меня в упор, обнажая длинные белые клыки.

— Он вас не тронет, — сквозь шум в ушах различаю голос большого босса.

— Вы, вы не имеете права меня вот так увольнять, — произношу машинально, при этом продолжая смотреть на зверюгу. Господи, какой же он страшный. Монстрюга такой. Разорвет и не подавится.

— Вы так считаете? — надменный, пропитанные презрением и снисходительностью голос немного возвращает меня в реальность. Вновь поворачиваю голову к мужчине, когда ко мне возвращается способность двигаться. — Это мое заведение, Василиса, и здесь я могу делать все, что считаю нужным. Вас уволили не просто так и вы должны прекрасно понимать, что каждое совершенное вами действие, ведет к определенным последствиям, — я понимаю, что за мнимой вежливостью и спокойствием кроется огромный такой намек. Вот только я ничем подобным не занималась и вообще не виновата. Да как он смеет вообще?