— Это что сейчас такое было? — спрашиваю, когда мы удаляемся на достаточное расстояние. Смотрю на девушку, на которой теперь лица нет. Ее потряхивает знатно, губы дрожат, глаза покраснели. Она мне сейчас меня же саму напоминает, точно отражение в зеркале. И эти изменения в ее облике меня пугают, потому что выглядит она так, будто вот-вот сознание потеряет. — Оль.

— Он…это был он, понимаешь.

— Да кто он?

— Я думала, что он погиб…

— Успокойся, слышишь, может ты обозналась?

— Нет! — она срывается на крик. — Я бы никогда не обозналась…его я ни с кем не спутаю и голос его, понимаешь, это был он…

— Господи, да объясни ты нормально!

— Мы из одного детдома, он старше, намного, — она всхлипывает и по ее щекам скатываются слезы, — он выпустился и сразу в армию…а потом нам сообщили, что он погиб. Мы там все одной семьей были, понимаешь, а он…он мне самым родным был.

— Так, успокойся, — хватаю ее за плечи и несильно встряхиваю. Удивительно, как быстро мы поменялись ролями. Я все еще склоняюсь к тому, что девушка все-таки обозналась, но в таком состоянии ее точно нельзя оставлять одну. — Едем ко мне, думать обо всем будем завтра.

8. Глава 7

Василиса

Следующие несколько дней я кручусь, словно белка в колесе, в поисках хоть какого-то выхода из ситуации. Несколько раз навещаю маму и каждый раз ухожу от нее с таким тяжелым грузом на сердце, что в пору вешаться.

Попытки уговорить ее на продажу нашей квартиры разбиваются о стену ее безграничного упрямства. А у меня руки опускаются от понимания, что бесценное время ускользает, как сквозь пальцы вода. И, наверное, я бы уже сломалась, потому что слишком много всего, слишком тяжело нести на себе груз проблем, решить которые ты просто не в состоянии.

Сломаться мне не дала Оля. Наше странное знакомство каким-то чудным образом переросло в дружбу. Жизнь — удивительная штука. После того неприятного случая, когда девушка практически впала в истерику и мы поменялись ролями, Оля вывалила на меня свою историю, пусть и опустила некоторые моменты — по ее словам — не столь важные.

Мы сидели в моей небольшой квартирке, за старым деревянным столиком на кухне, попивая дешевое вино из супермаркета и жалуясь друг другу на жизнь. Девушка рассказала мне о своем прошлом, о не радужном детстве и жизни в детдоме, об угрюмом брюнете, улыбавшемся исключительно ей одной и давшем ей прозвище «кнопка», потому что малюсенькая она была.

— Он защищал меня, сказки читал, коленки зеленкой мазал, а потом он в армию ушел, мне тогда восемь было, и через несколько месяцев погиб. Так я считала, так нам сказали, — рыдая рассказывала девушка, после первой бутылки дешевого пойла.

После она призналась, что работа эта нужна была ей не меньше, чем мне. Долги у нее, не ясно откуда взявшиеся, для меня не ясно, потому что говорить об этом даже на пьяную голову она напрочь отказалась. Я не настаивала, оставляя ей право на личное пространство и тайны. Меня тогда, словно по голове шарахнуло, сильно так, и я представила, каково ей, когда из-за совершенно чужой девицы, она потеряла шанс хорошо заработать.

Танцы в клубе, конечно, так себе вариант работа, но за деньги, которые там платили, можно было и на горло себе наступить. Вот она и наступила, впрочем, как и я. Вину я за собой почувствовала в тот же вечер, пусть и не услышала от девушки ни единого обвинения. И не придумала ничего лучше, как предложить ей пожить у меня на то время, пока в ее жизни не появится хоть какая-то стабильность. Потому что, как выяснилось в ходе того же пьяного разговора, из ее нынешнего жилища — комнаты, которую она снимала за небольшие деньги — ее попросили съехать в ближайшее время.