И именно Женя поймала нашу главную стерву-Соню, натирающую мои пуанты мазью. И это перед конкурсом, на котором я должна была коду Одиллии танцевать. Вышла бы на сцену, и ноги бы сразу запекло невыносимым жаром. Ох и оттаскала Женя её за волосы.

Нет, Игнат ошибается. Увидел лишь обертку, не потрудившись даже попытаться понять, что внутри. Еще и сердится на меня.

Игнат молчал, пока мы ехали домой. Молчал, пока поднимались в лифте. И когда вошли в квартиру. Я и сама сержусь на него, но… я ведь должна быть мягче. Это мужчины — агрессивные, и не терпят непослушания, но мы ведь мягкие, и умеем сглаживать такие ситуации.

Игнат все также в молчании помог мне снять пальто, повесил его, и принялся раздеваться. Я дождалась, пока он расстегнет свое пальто, и обняла его со спины.

— Не злись на меня.

— Я не злюсь.

— Злишься. Того и гляди, зарычишь. Такой грозный, — промурлыкала я.

— Ладно, я злюсь.

— Прекращай, — я просунула руки под его свитер, накрыла его пресс, и слегка царапнула ноготками. — Прекратил? Помогло?

— Помогает, да, — хохотнул Игнат. — Но слабо.

— Хмм, что же мне придумать? Могу предложить массаж, ты ведь поймал меня на слове, — напомнила я. — А еще… что же ты сказал? Кажется, что ты меня хочешь, да? Впрочем, я могла напутать.

— Нет, ты не напутала, — Игнат схватил меня за запястье, и заставил меня опустить ладонь с его пресса на бедра. — Чувствуешь?

Чувствую его эрекцию.

— Впечатляет, — тяжело сглотнула я. — Но сначала массаж. Тебе понравится.

Тем более, у меня есть идея, как совместить приятное с полезным.

18. 17

Наши дни

— Так, идите, погуляйте, — бросил папа брату и сестре.

Сестра надулась, но спорить не стала. Надела солнцезащитные очки, и кивнула Игнату:

— Здрасте и пока!

Вот же хамка малолетняя. На миг мне стало смешно от затянувшегося протеста младшей сестры, но хорошее настроение быстро улетучилось, как не бывало.

— Ты тоже иди, — сказал папа Юре, но брат протянул Игнату руку.

— Юра.

— Игнат, — ответил он на рукопожатие.

— Иди! — рыкнул отец брату.

— Не рычи на мальчика, — мама вышла в коридор, растерянно взглянула на меня, на Игната, и тяжело вздохнула. — Отец ребенка, да?

Догадались, значит. А ведь я не отправляла родителям наши совместные с Игнатом фото. Хотела познакомить их на премьере, чтобы мама с папой лучше приняли Игната в радостной, праздничной атмосфере гордости за меня.

Но вышло то, что вышло.

— Да, я отец ребенка Славы. Мы можем поговорить?

— Я для этого тебя и пригласил в дом. Может, ты даже сможешь мне объяснить, что происходит с моей дочерью все эти месяцы, а то я уже устал теряться в догадках, — папа кивнул в сторону кухни, куда пропустил сначала маму. А вот перед нашими с братом носами он дверь захлопнул со словами: — В комнату. Оба!

Я успела лишь бросить на Игната полный предостережения взгляд. Надеюсь, он хоть немного чувствует вину передо мной, и не расскажет ничего маме с папой.

Не нужно им знать.

— Идем, — Юра приобнял меня, и повел в мою спальню. — Слав, ты так смешно ходишь. Как пингвин.

— Я бы посмотрела на тебя, как бы ты ходил с огромным животом, — проворчала на брата.

— Может, и посмотришь. Вот отращу к сорока пивное пузо, и проверим.

— Дурной, — хихикнула я.

Мы зашли в мою комнату. Колыбельку уже собрали, взглянула на нее, и снова не по себе стало. Папа и мама так ждут малышку, мне даже странно.

— Что странно?

— Я вслух это сказала? — подняла на брата глаза, и вздохнула. — Черт, совсем двинулась я в последнее время.

— Так что тебе странно?

— Что папа не орал на меня, — призналась. — Я же когда домой приехала, долго не говорила про ребенка. Только когда дальше скрывать стало невозможно, и мама начала приглядываться ко мне — тогда и сказала. Думала, папа меня убьет. Или из дома вышвырнет. Или на аборт потащит.