Жалеть о том, что случилось — тоже. А вот жалеть о том, чего не случилось — буду, и очень долго.

— Если захочешь с сахаром, то вот, — Игнат поставил передо мной чашку, и указал на сахарницу. — Если хочешь принять душ, то можешь не стесняться. Или…

— Я у себя в отеле его приму, — перебила, и взглянула внимательно в его глаза.

Позволила дать понять, что мне все ясно, и не нужно расшаркиваться. Переспали? Бывает, жениться не обязательно.

Хотя обидно. Чертовски. Каждой девушке хочется, чтобы после первой близости ее целовали, заверяли в чувствах, а не подбирали слова, чтобы намекнуть, что неплохо бы распрощаться.

— Слава…

— Что? — сделала аккуратный глоток, и поставила чашку на стойку — горячий слишком. Если поперхнусь, то маска с лица спадет сухим гипсом, и я разревусь.

Лучше не рисковать.

— Прости, — бросил он.

На лице у него сожаление. Причем искреннее, и от этого еще больнее.

— Не нужно меня оскорблять своими извинениями.

— Ты же понимаешь?

— Наверное, — пожала плечами. — Сейчас кофе допью, и домой. Не переживай.

Может, у него девушка? Или вообще о жене наврал. Она в командировке, все по классике. Хотя… нет, квартира холостяцкая, никакая женщина здесь не живет, и долго не жила. Значит, это я такая непривлекательная, раз меня хочется поскорее выпроводить?!

— Ты чудесная девушка, и эта ночь… для меня, наверное, лучшая. Хотел бы думать, что и тебе было хорошо. Но, хоть это и звучит банально, дело не в тебе, а во мне.

— Звучит заученно, — усмехнулась я.

— Так и есть. Репетировал, — признался Игнат.

— Ладно, речь я оценила. Можешь не объясняться. Братьев-дядьев натравливать на тебя не стану, караулить у дома тоже. Я все понимаю. Так что давай без разговоров. Не хочешь, и не надо, — как можно более равнодушно бросила я, и переключила внимание на кофе.

Козёл! Хотя… может, это я дура, а он нормальный? Не зря же придумали, что сразу давать нельзя. Правило трех свиданий, как минимум, и все в духе того, что «зачем покупать корову, если молоко дают бесплатно?»

Нет уж, дала, и дала. Жалеть не буду. Классно было, хоть и больно.

— И все же, я объясню. Профдеформация у меня, характер поганый.

— Не заметила.

— Ты меня совсем не знаешь.

— Как и ты меня, — подняла на Игната глаза.

— Да, не знаю. Но вряд ли тебе бы понравилось иметь дело с таким, как я.

— А мне таких предложений не поступало — иметь дело с таким, как ты. Даже проверить не получится.

— Языкастая, — оскалился он. — Я про то, что… черт, хрен знает, как объяснить!

— Раз уж начал, то попытайся, сделай одолжение, — положила подбородок на сцепленные в замок ладони, и приготовилась слушать.

— Ты бы нормально отнеслась, если бы я заставлял тебя каждые пятнадцать минут звонить мне, или присылать смс с геолокацией? Если бы я контролировал, с кем ты общаешься, во что ты одета, не слишком ли откровенно? Если бы запрещал общаться с парнями, даже если это двоюродные братья?

— Ты ревнивец?

— Нет, — усмехнулся Игнат не очень весело. — Мне говорили, что я моральный урод. Дело не в ревности, а в контроле. Патологическом. Контроле всех, кто рядом. Тебе восемнадцать? Я примерно в это время понял, что нихера не получится. Встречался с девчонками, и каждый раз в эту ловушку попадал, при том, что не любил. Природа такая. Могу тебе отзывы уволенных сотрудников дать почитать, если интересно: «все зашибись, но начальник — говно, передохнуть не дает». Контроль, понимаешь? Безусловный. С возрастом, и с новым статусом все только хуже стало. Так что не вешай нос, мелкая, так будет лучше.

— А может не будет? — нахмурилась я. — Тебе-то откуда знать, что для меня — лучшее? Я привыкла к контролю. Говорила же — балетная я, педагоги были теми еще людоедами.