Являя норов, соответствующий его огненным волосам, невысокий, коренастый Володислав двигался стремительно и резко. По пути в Киев смоленский князь останавливался на отдых в Любече и несколько дней гостил у Кареня. Человек, посланный сводным братом Игоря, предупредил князя Киевского о том, что Володислав был не на шутку разъярен из-за расторгнутого сговора дочери с Игорем Новгородским. Появившись в тереме князя Киевского, Володислав не пытался этого скрывать. Его поклон князю и княгине напомнил скорее небрежный кивок. На Ольге его взгляд задержался, Володислав рассмотрел её с ног до головы, отмечая пригожесть княгини и одновременно раздумывая, зачем это вообще жена Игоря присутствует на его разговоре с Киевским князем.
Поприветствовав Володислава, Игорь проводил его в Пировальню – так именовался чертог терема князя Киевского, отведённый для празднеств и увеселений – усадил за стол на почётное место, в кресло с подлокотниками и спинкой. Сам князь Киевский вместе с Ольгой, Асмудом и Ивором разместились за столом напротив Володислава.
Застолье, призванное умиротворить гнев смоленского правителя, впечатляло изобилием. Покрытый узорчатой скатертью стол был уставлен яствами в драгоценной посуде. Пышными боками манили свежеиспечённые, украшенные вылепленными из теста фигурками птиц пироги с разными начинками – из рыбы, из птичьего мяса с зеленью; сладкие – с яблоками и брусникой. Обложенная капустными листьями и дольками душистого жёлтого овоща, привезённого от греков, исходила слезой солёная белуга, нежно розовели на серебряных блюдах окорока, источали пряный дух копченья. Между блюдами с кушаньями возвышались серебряные кувшины с благородным ромейским вином и разнообразными медами.
Советники Володислава пожирали стол глазами и сглатывали слюну, вдыхая соблазнительные запахи яств, но вкусить их не смели, потому что сам князь Смоленский к пище не притрагивался. Угощаться Володислав не спешил, зато к упрёкам приступил без промедления.
– Стремясь упрочить нашу дружбу и скрепить союз Киева и Смоленска, я отдал тебе мою любимую дочь. Доверил тебе усладу моего сердца. И что получил взамен? Вместо князя ты уготовил мне в зятья простого воеводу? – вопросил Володислав, глядя на Игоря исподлобья.
– Я ли не радел за нашу дружбу и союз? – отозвался Игорь, изобразив удивление. – Но как я могу отдать сестричу16 в жёны деву, что своей назвалась другому мужу?
– А как вы со своим десницей допустили в дом моей дочери другого мужа? – огрызнулся Володислав.
– Когда охота пуще неволи – как запретишь? – развёл руками Игорь. – Свенельда в прошлом годе ты сам принимал. Тогда, видно, и зародилась кручина в её сердце. Что ж мне, в поруб сажать её следовало?
– Может, и следовало, – угрюмо пробурчал Володислав, подумав про свой вчерашний разговор с Любомирой. Прикрикнув на дочь, он спросил у неё, успела ли она отдаться варяжскому наёмнику, и Любомира ответила, что да, стала женой Свенельду по взаимной любви и согласию. Не сдержавшись, Володислав влепил дочери пощёчину. Выбора у него более не было. Но явить недовольство князю Киевскому он имел полное право.
– Скрепим мы союз Киева и Смоленска, поженив твоего сына и мою дочь17, – примирительно сказал Игорь.
– Как мне Улеба теперь тебе доверить? Вдруг возьмёт да тоже присушится к челядинке пригожей да поведёт её на капище? Али Ефандра твоя? Воскручинится к какому молодцу? Среда тут у тебя в Киеве уж больно к любовям располагающая стала, – ёрничал Володислав.
– Не имею ничего против челядинок. Пусть тешится, коли пора придёт и охота. На капище без моего ведома равно не попадёт. А за своей дочерью смотреть стану строго. Обручить мы их и сейчас можем. Но какой смысл? В ладушки играть в ложнице? Через пару лет поженим. Дочь подрастёт – и поженим. Слово даю княжеское. В моё отсутствие княгиня за дочкой смотреть станет.