Андрей потупился, лихорадочно прикидывая, сознаваться или нет в своих тайных помыслах, и после недолгого размышления пришел к выводу ничего не утаивать. Уж слишком уверенным был тон отца, так что лучше признаться самому. К тому ж ничего плохого в этом нет – не оставлять же княжество бесхозным после того, как удастся сковырнуть оттуда Константина. О том он и поведал Мстиславу Романовичу.

– А ты не запамятовал, часом, что у убиенных князей еще сыны остались? Их куда денешь? – осведомился отец.

– О них уже Константин озаботился, – хмыкнул Андрей. – Он же сразу, еще под Исадами будучи, людишек своих повсюду разослал: и в Пронск, и в Михайлов, и в прочие грады. Нет уже княжичей. Кончились они, а вернее молвить, подсобил Константин их душам на тот свет перебраться.

– Кончились, да не все, – возразил Мстислав Романович. – У убиенного Ингваря и вовсе потомство целехонько вкупе со старшим, Ингварем Ингваревичем, коему уже осьмнадцатый годок идет.

Андрей помрачнел. Ингваря он как-то в расчет не брал, да и его братьев тоже. Княжич почесал затылок, но ничего путного в голову не приходило, и он обиженно протянул:

– Ему осьмнадцатый, а он уже на Переяславле сидит. Да ежели Константина спихнет с рязанского стола, то и вовсе княжество целиком охапит. А тут… – Он, не договорив, тяжело вздохнул.

– И еще об одном ты подзабыл, – напомнил сыну отец и, ехидно прищурившись, поинтересовался: – А как ты тому же Ингварю подсобить замыслил? Насколь мне ведомо, помочи он вроде у меня не просил, а уж у тебя тем паче.

– А мы без просьбы, сами придем, – оживился Андрей и с надеждой уставился на отца – неужто даст «добро» на сбор ратей?

– Негоже то, – мотнул головой Мстислав Романович. – А ежели поразмыслить как следует, то и вовсе никуда не годится. Ну собрали мы дружину. Как на Рязань ее вести? По прямой, через черниговцев, что рязанцам родичами доводятся? Они того не допустят. А там далее сызнова преграда – земли Новгород-Северского княжества раскинулись.

– А матушка твоя, Мария Святославна? – встрепенулся Андрей. – Она ж из тех земель.

Киевский князь иронично хмыкнул и пояснил:

– Да Изяслав Владимирович, кой ныне в Новгороде-Северском княжит, свою двухродную[4] бабку и в глаза-то не видывал. Да и сам ты, поди, ее не упомнишь. Сколь тебе было лет-то, когда ее не стало, три али четыре? Погоди-погоди, когда ж она богу душу отдала?.. – потер Мстислав Романович переносицу.

Андрей хмуро посмотрел на отца, морщившего лоб в тщетной попытке припомнить точную дату смерти своей матери. Его самого куда сильнее волновал вопрос, как попасть на рязанские рубежи, над которым он лихорадочно ломал голову. Придя к выводу, что батюшка прав, а если не идти по прямой, тогда остается еще одна дорога, он осторожно побеспокоил князя, выводя того из раздумий, и робко предложил:

– Тогда в обход. По Днепру на восход, чрез Смоленское княжество, а там вниз и прямиком…

– К Ярославу Всеволодовичу, – подхватил отец. – А ежели и он не дозволит чрез свои земли идти, тогда как? Возвертаться да сызнова по Днепру спускаться ажно до Лукоморья[5], а опосля по Дону вверх?

– Пусть так. Чай, половцы нам помехой не будут, – согласился Андрей и неуверенно покосился на отца, уже чувствуя очередной подвох, который не замедлил последовать.

– А ты не забыл, что Лукоморье – вотчина хана Данилы Кобяковича, а тот в шурьях у Константина Рязанского? – лениво осведомился киевский князь и подвел итог: – Нет, сыне.

– Не пройдем? – сокрушенно спросил Андрей и уныло опустил голову.

– Не в том дело. Мы просто не пойдем, – пояснил Мстислав Романович и сожалеюще посмотрел на сына, но столь же твердо продолжил: – Ведаю я, что третий десяток тебе давно идет, а окромя имени гордого – княжич киевский – за душой ничего боле нет. И у старших твоих братьев тако же, кого из них ни возьми. Все я ведаю. А токмо нельзя нам так. Али забыл ты давний уговор всех князей: «Кажный да сидит в отчине своей»?