За следующим окном проживало семейство, в котором у дочери-подростка был трудный переходный период. Ване было любопытно наблюдать за ее страданиями, метаниями и истериками, причин которых он не понимал. В последней привлекшей особое Ванино внимание квартире обосновалась симпатичная одинокая девушка, и не столько была интересна ему она и ее жизнь, сколько он надеялся таким способом вытеснить из сердца приглянувшуюся ему смуглянку.

* * *

Однажды ночью Иван рыскал по окнам, выбирая места, куда хотелось бы заглянуть, и заметил, что у одного из темных окон открыта створка, в которую наполовину высунулась девушка и курит, стараясь, чтобы дым не шел в квартиру.

«Ну, надо же! – улыбнулся Иван. – Совсем как я в четырнадцать лет! Пойду, гляну, кто такая».

Проникнув внутрь, он осмотрелся. Девушка докурила, но еще стояла у распахнутого окна, проветривая комнату. Щель внизу под дверью была заткнута покрывалом.

«Ого! Вот это конспирация! Родители, наверное, строгие!»

Девушка наконец закрыла окно, села за стол, зажгла настольную лампу и, вытащив из выдвижного ящика потрепанную разрисованную тетрадку, стала листать ее, отыскивая чистые страницы. Все остальные, как увидел Иван, заглядывая через плечо, были коряво исписаны простым карандашом. Похоже, это были стихи.

«Они тут еще и стихи сочиняют? – поразился Ваня, внезапно вспомнив, что все люди здесь – всего лишь персонажи игры. Ладно, можно было понять, что сюда напихали и известные книги, которые он читал, и даже те, о которых не слышал. Кстати, не мешало бы проверить, существуют ли они на самом деле. Но, выходит, персонажи и сами творят? – Это же кем надо быть, чтобы создать такую игру? Наверное, разработчиков была целая толпа!»

Так думал Иван, а сам тем временем пытался прочесть неразборчиво написанное стихотворение, которое девушка уже аккуратным почерком и ручкой принялась переносить в другую тетрадь.

Пять месяцев прошло. Как время прет, как быстро

Прошло почти полгода, и начался февраль!

Ничто уж не вернуть. Мгновенно, словно выстрел,

Летят такие дни! Как прошлого мне жаль...

Жалею обо всем, а мне всего шестнадцать,

Но эти годы тоже протрутся, словно нить.

Ах, если б было можно мне маленькой остаться,

Ай, если б было можно мне детство сохранить!

Но как жестоко время! Оно не ждет нисколько,

Стремится лишь вперед – к былому хода нет.

Ну хоть бы остановку оно дало мне, только

Немножко насладиться позволило бы мне.

Но нет. Оно, как птица, летит, расправив крылья.

Лишь можно оглянуться, о прошлом пожалеть.

А прошлое покрыто какой-то серой пылью,

И сквозь нее так трудно мне что-то разглядеть.

И кто-то забывает прошедшее беспечно,

А я, однако, старые листаю дневники.

А может даже лучше про все забыть навечно,

Но только от исписанной не скрыться мне строки.

И годы пролетят. Все с большим сожаленьем

Глядеть сквозь слезы буду на пройденный мной путь.

Нет счастья, и единственное вижу избавленье

В том, чтобы поскорее и навсегда заснуть.

– Ничего себе, – протянул Иван, дочитав до конца и поймав себя на мысли, что ему очень хочется знать, что же там случилось почти полгода назад. С какого значимого для девчонки момента прошли эти пять месяцев, что она до сих пор не может забыть? – Подростковая депрессия, кризис. Как там у Лидки было в учебнике?

Как-то сестра, вдохновившись очередной лекцией в институте, пыталась растолковать Ване, что подобные кризисы в подростковом возрасте нельзя воспринимать однозначно. Они заключают в себе не только негативный опыт, но и пользу, и в определенном смысле в этих переживаниях даже есть необходимость. Лида, как умела, объяснила брату, для чего это нужно. Если этот этап проходит спокойно, без страданий и потрясений, то человек всю жизнь потом может смотреть на мир сквозь розовые очки и не будет готов к серьезным жизненным испытаниям.