Школа наша была среднего образования, но девятый и десятый классы не открывали, так как не набиралось учеников. В 1939 году набралось достаточное количество учеников, открылся десятый класс. Набралось нас одиннадцать человек. Вскоре Миша Флейшин и Володя Скориков ушли в Симферопольское общевойсковое училище. Ребята взрослели, кто уходил на производство, кто в армию.
Я и Миша Флейшин, участвуя в районных стрелковых соревнованиях, познакомились со многими сверстниками из школы на 36-м участке, со многими подружились. Поддерживая свое физическое развитие, вступили в спортивное общество «Нефтяник» и стали посещать занятия по гимнастике, хотя ходить туда было далеко. Эти упорные занятия давали результат. Если когда-то я не мог подтянуться на турнике, то сейчас мог свободно силовым способом подняться наверх на турнике, кольцах, брусьях. Мы не стремились быть большими мастерами гимнастики, но владеть своим телом, чувствовать его легким и послушным было приятно.
Летом 1939 года мы переехали жить на 36-й участок, в так называемый городок УП (что означают эти буквы – для меня и сейчас загадка), располагавшийся напротив клуба имени Пролетбата. Квартирные условия здесь были похуже, чем на 120-м участке, но зато жить мы стали в самом центре Старых Промыслов. В десятый класс учиться я пошел в школу № 1, считавшуюся элитной. В эту школу ходили учиться дети руководителей, выходцев из старой интеллигенции. Здесь еще сильнее чувствовались различия во взаимоотношениях между учениками из семей, принадлежавших к разным социальным слоям. Некоторые родители запрещали своим детям дружить с теми, кто, по их мнению, не был им ровней по происхождению или уровню достатка в семье. Однако жизнь все расставляла по местам, и впоследствии такие родители, видя, что зачастую дети рабочих становились квалифицированными специалистами, а многие «мальчики из хорошей семьи» выросли никчемными людьми, очень сожалели о своих прежних взглядах.
Меня определили в 10-й «Б» класс, и в первые же дни приключилась у меня неувязка с учебой. Преподаватель по математике Борис Николаевич задал нам домашнее задание. Задачки оказались несложными и были решены мной быстро, но записывать решения в тетрадь я не стал. На следующем занятии Борис Николаевич стал проверять у каждого решения задач, правильно ли решено и чисто ли записано. Пришлось сказать, что я в тетрадь решение не писал. Получил двойку. Дело в том, что в школе на 69-м участке преподаватель Иван Игнатьевич Волин нас к этому не приучил. Он нас учил прежде всего мыслить, задавая на дом сложнейшие задачи. На последующих занятиях он спрашивал, у кого что не получилось? Нерешенные дома задачи мы решали с Иваном Игнатьевичем на уроке, дотошно разбираясь в сложностях решений. В новой школе пришлось приноравливаться к местным порядкам и записывать домашние задания в тетрадку, не забывая о чистописании.
Прошло три недели, и на большой перемене меня вызвали в учительскую. Борис Николаевич, который исполнял обязанности директора школы, объявил мне, что решением педагогического совета меня переводят в девятый класс. Почему? Объяснили, что некоторые учителя знают меня еще по школе на 69-м участке и оценивают уровень моих знаний как низкий, несмотря на хорошие оценки за девятый класс. Я категорически не согласился с решением педсовета. Через несколько дней на уроке химии вызвала меня преподаватель Зоя Никитична к классной доске для объяснения пройденного материала. Чувствуя какой-то подвох, я сосредоточился, обдумывая, как лучше изложить свое объяснение, но тут же услышал, что я не знаю урока, и снова получил двойку. При этом преподавательница густо покраснела, уж очень очевидно все было. На следующий день опять вызывают меня в учительскую и объявляют, что я снова получил двойку, и на этот раз решение о моем переводе в девятый класс окончательное. Я решил уйти из этой школы и ходить в свою прежнюю, на 69-й участок. Там тоже был десятый класс, хотя ходить было далеко. Отец не стал возражать, только поинтересовался – а справишься? Я ответил твердо, что да!