В семь часов послышалась команда по лагерю: «Подъем, тревога!» Ожили палатки, повыскакивали курсанты, быстро взяли оружие, противогазы, скатки и строем куда-то побежали. Это был тренировочный марш-бросок на 35 километров. Вернулись курсанты из похода только вечером, усталые, но с песней. На нас это тоже произвело сильное впечатление.

Разместили нас в палатках, в каждой из которых находилось пять двухъярусных кроватей. Нам показали, как надо заправлять кровать, напомнили, что после отбоя чистая обувь должна аккуратно стоять перед кроватью. Тех, у кого обувь оказывалась грязной, поднимали и заставляли ее вычистить. Как же кое-кому это не понравилось! Через несколько дней появился парикмахер и – новое разочарование – стал стричь всех наголо! Жаль было расставаться с любимым чубчиком… После стрижки была баня и переодевание в военную форму. Выдали нам по два комплекта формы – рабочую и выходную. Начались занятия по прохождению курса молодого бойца, ежедневно по два часа строевой подготовки. Эти занятия проводил с нами лейтенант Пачиашвили, который относился к каждому курсанту очень внимательно. Практически сразу начались и занятия по изучению самолета, мотора, метеослужбы, штурманской подготовки, вооружения. В общем, свободного времени было мало.

Программа обучения в Нахичеванской ВАШП была рассчитана на ускоренный выпуск летчиков. Нас должны были выпустить в звании «старшина», а после ввода в строй в частях присвоить звание лейтенантов. Обучали летать на самолетах Р-5, безнадежно устаревших к этому времени бомбардировщиках-бипланах Поликарпова, а это значит, что и нам предстояло быть летчиками-бомбардировщиками. Как же мне это было не по душе, очень хотелось быть истребителем! У истребителей скорость, маневр, высота, а здесь все не то… Но приказы нужно выполнять, и мне оставалось только смотреть, что будет дальше.

Курсант Нахичеванской ВАШП Борис Дементеев. Ростов-на-Дону, ноябрь 1940 г.

Первый отряд школы заканчивал полеты на самолетах Р-5, а мы, второй отряд, полетали на У-2 и к ноябрю месяцу стали проходить рулежку на Р-5. С конца октября испортилась погода, которая приковала самолеты к земле, и испортилась она очень надолго. В ноябрьские праздники мы приняли воинскую присягу и стали военнослужащими, но летной погоды так и не было. Стало понятно, что наш ускоренный выпуск не состоится, хотя на каждого уже была пошита новая форма. В декабре и вовсе Нахичеванскую летную школу расформировали, а всех курсантов перевели в Батайскую авиационную школу пилотов имени Серова[11], в которой готовили летчиков-истребителей. Моей радости не было предела, хотя вначале я и боялся, что меня из-за высокого роста не допустят на истребители. Обошлось – допустили!

В Батайской школе сразу почувствовался другой подход к воспитанию курсантов, особенно со стороны строевых командиров. В Нахичеванской школе нас перевели в казармы в городе, и добирались мы до школы трамваем. Как-то на трамвайной остановке только готовимся мы сесть в подошедший трамвай, как из него выходит наш командир лейтенант Пачиашвили. Он быстро осмотрел нас и отозвал меня в сторону: «Курсант Дементеев, почему вы плохо следите за своей обувью? Не смотрите на сапоги, смотрите мне в глаза! – все это было в присутствии гражданского люда. – Доложите старшине, что в казарму прибудете позже самостоятельно, а сейчас вот вам записка, возвращайтесь в городок, в сапожную мастерскую». Я прибыл в мастерскую, отдал записку сапожнику, который в это время шил хромовые сапоги. Он, прочитав записку, отложил свою работу и сказал, чтобы я снял сапог. Быстро что-то подбил, попросил надеть: «Нет ли замечаний?» Потом так же быстро осмотрел и поправил второй сапог.