Сегодня явно мой день! Когда еще доведется посмотреть на голенького королевского дознавателя?

А он еще, как нарочно, подошел ближе и начал что-то искать на полке, расположенной аккурат над моей головой. Интересно, если я ему сделаю кусь, у меня будут шансы убежать и спрятаться? Вряд ли. Убьет на месте.

Тут Честер посмотрел на меня, потом на то место, которое я столь увлеченно рассматривала, потом снова на меня. Нахмурился.

— Иди-ка ты отсюда, — бесцеремонно взял меня вместе с полотенцем и выкинул за дверь, — а то мало ли, тяпнешь еще…

Я еще немного потопталась возле двери в ванную, которую Честер предусмотрительно закрыл на защелку, чтобы один не в меру любопытный моран не пялился на его голую задницу, услышала плеск воды и довольное бухтение.

Гад!

Ловить здесь больше было нечего, бесплатное представление закончилось, так что я побрела прочь из комнаты, мысленно прокручивая то, что сейчас увидела.

Ну хорош, ой хоро-о-о-ош! К эпитету «обаятельный» добавилась еще пара прозвищ, которые было стыдно произносить вслух.

От мыслей о прекрасных дознавательских телесах меня отвлекли тихие горькие всхлипы, доносящиеся из детской.

Что она опять там хнычет? Сколько можно?! Чуть что — сразу в слезы. Игрушку потеряла — слезы, споткнулась — слезы, обиделась — слезы. Размазня!

Намереваясь проскочить мимо девчонки, я прыгнула на стену, прошлепала до самого потолка, чтобы обойти дверной проем поверху, и в этот момент раздался особо грустный всхлип.

Я аккуратно свесилась и заглянула в комнату. Лилу сидела за столом и горько рыдала, уткнувшись в ладошки. Плакса! Опять печаль на пустом месте накрыла?

Я раздраженно махнула хвостом и поползла дальше, думая, как бы пробраться в кухню незамеченной и утащить чего-нибудь вкусного, а то каша по утрам уже порядком приелась. Однако каждый шаг все больше отдавался тяжестью в груди. Уже добравшись до лестницы, я все-таки остановилась и снова прислушалась.

Девочка по-прежнему плакала.

Терпеть не могу нытиков! Фу!

Спустилась до середины лестницы и остановилась, чувствуя себя как-то странно. Внутри, под ребрами, шевелилось что-то непонятное, смутно напоминавшее совесть.

Этого только не хватало! Пусть сама разбирается со своими нелепыми проблемками! Спустилась еще на несколько ступенек и досадливо крякнула, чувствуя, что проигрываю в борьбе с этой самой совестью.

Некрасиво ругаясь, я развернулась и сердито пошлепала обратно, чтобы хоть одним глазом взглянуть на суть проблемы.

Лилу не замечала ни того, как я вошла в комнату, ни того, как вскарабкалась к ней на стол.

— Хватит стонать! — рявкнула на нее.

Младшенькая Кьярри отняла руки от лица, и мне открылась несчастная зареванная физиономия. Нос и брови у девочки некрасиво покраснели, из больших светлых глаз градом катились крупные слезы. Малышка дрожала и трясущимися руками растирала соленую влагу по щекам.

Каменное ведьмовское сердце все-таки дрогнуло. Мне стало ее настолько жаль, что я подошла ближе и ободряюще прикоснулась к худенькому плечику.

— Я тоже тебя люблю, — всхлипнула она, икая от слез.

Хм, а кто говорит про любовь? Я просто пожалела.

— Эйла Ромуш задала мне такое сложное задание. Я никогда с ним не справлюсь, — она начала жалобно рассказывать свою печальную историю, — тогда она нажалуется папе. Она всегда на меня жалуется… Папа снова меня будет ругать и не купит пони.

Пони, говоришь, не купит? Ну-ну. Я ему не куплю.

Развернулась к листочку, исписанному крупными детскими каракулями. Так. Что у нас тут? Арифметика? Задачи?

К моему удивлению, это были плетения. Не рановато ли? Никакого дара у Лилу еще не проснулось, но ее, как и остальных детей аристократов, понемногу готовили в разных направлениях. Но плетения? Зачем?