– Дарья? – услышала я из динамика и тут же узнала этот хриплый, словно простуженный голос и в первое мгновение просто онемела, в неизвестно откуда взявшейся панике. – Вас беспокоит Рязанов Илья.

– Да, здравствуйте, Илья Андреевич, – опомнилась я, тряхнув растрёпанными волосами, и дала себе мысленную затрещину. – Я вас узнала. Чем могу помочь?

– Во-первых, я хотел бы извиниться за беспокойство. Вы просили более не докучать вам, но я решил рискнуть, так как хотел поблагодарить вас за тот подарок, – сообщили мне, чем удивили. Прошло уже несколько дней, а он только опомнился со своими благодарностями? Больше похоже на предлог, чтобы позвонить. – Вы в тот вечер так быстро убежали, что я не смог сделать это сразу, звонить ночью посчитал неуместным, а рано утром мне пришлось срочно улететь за границу, где был сильно занят, – поделился он, а я почувствовала просто совершенно неуместное разочарование, что моя догадка оказалась неверной. Разозлившись на себя за эти мысли и мою реакцию прикусила губу до боли, закатила глаза, а на том конце провода продолжил говорить мужчина. – Сегодня я вернулся в страну и решил позвонить вам. Простите, если покажусь навязчивым.

– Нет! – мотнула я головой, словно он мог меня видеть. – В смысле, вы не навязчивы, но благодарить не стоило. Мне ничего не стоил этот подарок. Надеюсь, вам он понравился, – я вдруг поняла, что очень хочу узнать его мнение.

– Вы очень талантливы, Дарья, – похвалили меня, а в хриплом голосе послышалась улыбка. – Ваши картины не могут не нравиться. Мне даже показалось, что они красноречивее многих слов. Та, что вы мне подарили, так точно.

– Спасибо, – расплылась я в глупой улыбке и даже почему-то смущённо покраснела. А после вспомнила картину, в каком настроении я её писала, и в словах мужчины почудился подтекст. – И что же поняли вы?

– Мне всегда было интересно узнать, как я выгляжу для других людей со стороны. Вы выразили это видение на картине. как нельзя лучше, – с ноткой сарказма заметил мужчина, избегая прямого ответа. – Вот только для полноты эффекта не хватало рогов и хвоста, – добавил мужчина насмешливо, а я вновь залилась краской и промямлила:

– Этот портрет я написала перед нашей с вами встречей в кафе. Как сами понимаете, никаких положительных чувств вы у меня в то время не вызывали, – попыталась я объясниться, и уже пожалела, что вообще подошла к телефону.

– Теперь что-то изменилось? – вкрадчиво поинтересовались у меня, а я смачно шлёпнула себя ладонью по лбу и провела ею по лицу, поражаясь своей резкой глупости. Однако взяла себя в руки, напомнила, что я сильная, взрослая, самодостаточная и вообще сама себе мужик, чтобы трусливо бросать трубки и прятаться под одеялом, хотя очень хотелось, и с глубоким вздохом ответила:

– Можно сказать и так. Во всяком случае, теперь вы представляетесь мне без рогов и хвоста, – нервно пошутила я. – Простите, если обидела.

– Я рад слышать, что у вас переменилось отношение ко мне, Дарья, – спустя несколько секунд молчания произнёс мужчина. – И я вовсе не сержусь. Напротив, портрет мне очень понравился. Думаю, я даже повешу его в своей приёмной, чтобы посетители сразу же знали, с кем имеют дело, – хохотнул он. – Или в зале переговоров, чтобы партнёры были более сговорчивы.

– Скажите, что шутите, – попросила я тоскливо с мукой в голосе, проклиная всё на свете: своё так не к месту вернувшееся и резко потерянное вдохновение, Рязанова с его широкими жестами, мой глупый порыв благодарности и даже мобильный телефон, который провёл этот звонок.