— Я просто пытаюсь объяснить, каково ему, даже если его лицо непроницаемо.

— Я никогда не принимала его маску за настоящее лицо, — ответила я, заставляя свой голос звучать ровно.

— Вот как. — Она склонила голову набок. — А ты знала, что он живет на самой окраине города, в квартире, опутанной изоляционными заклинаниями, как склеп?

Я растерялась.

— Нет.

— И как думаешь, зачем все это?

Я почувствовала себя двоечником на экзамене, которому задают наводящие вопросы, чтобы натянуть хотя бы на «тройку».

— Чтобы не чувствовать других у себя дома.

— И ты понимаешь, что это значит?

Я уже ничего не понимала, чувствовала, что моя голова сейчас лопнет. Ничего не понимала и еще больше не хотела ничего понимать.

В ответ я только замотала головой.

— Участь любого эмпата — одиночество. Ты ведь только посмотри на него, думаешь, мало девушек, готовы были ради него на все?

— Но он никого к себе не подпускает, — прошептала я.

— У эмпатов никогда не бывает семьи, эмпат всегда один.

Не то чтобы я услышала это в первый раз, Зверь и раньше меня предупреждал, но впервые правда звучала так реально и так жестоко.

Сжала под столом руки в кулаки и ждала, что же она скажет дальше.

— Кирилл всегда знал, что будет один, знал с детства, а потому дистанцию с женщинами держал всегда. Кому нравился, всегда мягко отвергал, сам же… Даже не знаю, мне кажется, он изначально поставил себе в голове установку, запрет на любые чувства, потому что из этого все равно ничего не получится. — Она сделала паузу, подняла глаза и уставилась на меня в упор. — А потом появилась ты.

Я растерялась в очередной раз за сегодня, сжатые кулаки разжались.

— При чем тут я? — это все, что я смогла сказать.

— Я впервые за пятнадцать лет видела, как он не пытается блокировать чужие чувства, чтобы они не надоедали, а, наоборот, слушает их. Он твердил мне, что ты особенная с первого дня, как ты появилась. — Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Ты первая, в кого он влюбился с тех пор, как я с ним знакома.

— Влюбился? — Я выпила оставшийся кофе залпом, в горле пересохло. — В меня?

Илона виновато склонила голову.

— Я знаю, что это он должен признаваться, а не я за него. Но я вижу, как он пытается задушить в себе чувства к тебе, как всячески пытается от тебя отдалиться.

— Мне он говорил, что это из-за Зверя, — пробормотала я.

Она кивнула.

— И это тоже.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — Нервы наконец сдали. — Тогда чего он хочет? Проверяет, искренна ли я? Не стану ли я еще хуже, когда возьму Зверя под полный контроль?!

— Тише. — Илона мягко коснулась моей руки. — Не хватало еще, чтобы нас услышали.

Я опасливо обернулась. Вроде бы нет, никто даже не посмотрел в нашу сторону.

— Погоди, — пообещала Илоне, — дай пару секунд, я успокоюсь.

Она кивнула и терпеливо ждала, пока я возьму себя в руки. Это заняло три минуты. Заговорила только тогда, когда убедилась, что я способна ее слушать.

— Он не проверяет, достойна ли ты для него. Он ждет, когда ты сама будешь уверена в своих чувствах. Кирилл просто беспокоится о тебе.

— У-ух… — Вот теперь я впала в полнейший ступор, посидела минут пять, молча, благо Илона меня не торопила. Наконец собрала мысли в нечто более-менее связное и спросила: — Зачем ты все это мне говоришь?

— Может, потому что мне больше всех надо? — Она сделал в воздухе неопределенный жест. — Может, потому что я очень люблю Кирилла и желаю ему счастья? А, может, потому что мне кажется, Кирилл заигрался в благородство, и скоро ты его точно возненавидишь, если не узнаешь, что ему на тебя не наплевать.