— Ну почему же? Сейчас, когда наш разговор пошел начистоту, он мне даже нравится.

— Это все из-за пирожного, — очень серьезно кивнула Илона, и мы обе рассмеялись. Напряжение спало окончательно.

— Но ведь были и еще причины, — вспомнила я и посерьезнела.

— Не причины. Одна причина. — Илона прикусила губу, пристально смотря на меня, от этого ее взгляда у меня сердце ушло в пятки — я поняла заранее знаю, что она собирается сказать. — Кирилл.

Это имя прожгло меня электрическим разрядом, хотя я и была готова.

Я шумно втянула воздух через сжатые зубы.

— А что — Кирилл?

У самой же в голове роилась тысяча вопросов. Что ей известно? Что она знает о моих чувствах к нему? Что он сам мог сказать ей?

Илона молчала, и мне хотелось вскочить, схватить ее за грудки и трясти до тех пор, пока она все мне не расскажет.

Естественно, я сдержалась, терпеливо смотрела на нее и молчала, слушая, как в груди грохочет сердце.

— Я среди этих людей давно, — начала Илона издалека, — почти пятнадцать лет. Мне было двадцать два года, даже младше, чем ты сейчас. — Ну надо же, меня записали в юные. — Я чувствовала себя безумно одинокой, мне казалось, что я одна на белом свете, что меня никто не способен понять. Тогда мы и познакомились с Владимиром Петровичем. Он пытался промыть мне мозги, объяснить, что мой дар не проклятие, а подарок, что с его помощью я смогу помогать людям. Но мне было плевать на абстрактные цифры, в которых исчислялось количество нуждающихся. Я не могла смириться сама с собой, не то что кому-то помочь. — Я слушала с замиранием сердца. — И тогда Золотаревский познакомил меня со своим сыном. Он был еще подростком, таким, какой сейчас Петя. Но в нем не было ни юношеского максимализма, ни эгоизма, присущего мальчишкам в этом возрасте. Это был взрослый сформировавшийся человек, уже точно знающий, что такое боль и потери, человек, умеющий бороться со своими слабостями. Это был мальчик, дарящий свет. Он отыскал этот свет и в моей душе и вытащил его из глубины. — Илона на мгновение отвернулась, казалось, ей трудно говорить. — Не знаю, что было бы со мной без этого мальчишки. Еще в пятнадцать он был взрослее и сильнее, чем я сейчас, в свои тридцать семь.

Илона замолчала. Повисла пауза, и я тоже не смела ничего сказать. Только ждала, когда же она заговорит снова.

Попыталась представить Кирилла пятнадцатилетним мальчиком, но не получалось.

Мне нравилось, как Илона говорила о нем: с восхищением, уважением, любовью. Но в то же время мне было страшно. Я всегда знала, что Кириллу достался очень непростой дар, но только сейчас поняла, что, помимо всего, этот дар лишил его детства.

Илона заговорила так неожиданно, что я вздрогнула, но тут же снова обратилась в слух.

— Кирилл с детства знал цену эмпатии и способности понимать людей и помогать им. Я видела, как с годами его дар рос и какую причинял боль. Как-то раз мы были недалеко от места, где разбился пассажирский автобус, несколько погибших, десятки раненых…

— О боже, — ахнула я.

— Ты правильно поняла, — грустно кивнула Илона. — Ему тогда было лет семнадцать, он был еще не готов. Казалось, его ломает пополам изнутри, он даже не мог самостоятельно убраться подальше от того места, его пришлось уносить.

Мне хотелось заткнуть руками уши, но я не позволяла себе даже лишний раз вздохнуть.

— Сейчас Кирилл уже не мальчик, — продолжала Илона. — И он очень долго работал над собой, над своей реакцией. Сейчас мне даже страшно представить, что он способен вынести.

— Я… — Мой голос оборвался, и мне пришлось начать снова: — Я не понимаю, зачем ты мне это говоришь.