— Ты думаешь, мои чувства к тебе — просто химическая реакция организма, усиленная Зверем? — спросила я.

— Я не знаю, — после непродолжительной паузы ответил он. — Просто знаю, что ты чувствуешь, мне неизвестны причины.

Я вздохнула, набираясь смелости, и решила идти ва-банк.

— А если Зверь не имеет отношения к моим чувствам к тебе?

Ну, вот и все, я это сказала. Выплеснула всю свою боль и страх в одной фразе. А теперь с ужасом ждала его ответа.

И Кирилл ответил совсем не то, чего жаждало мое сердце.

— Я не могу тебе дать того, что тебе нужно.

Вот так.

Что ж, по крайней мере, он не остановился и не высадил меня. Хотя о чем я говорю? Это же Кирилл. Он так даже с бездомной собакой не поступит.

— Я сама не знаю, что мне нужно, — прошептала я, слезы душили. И самое отвратительное, что Кирилл это знал, я не могла, как он, отгородиться безразличием на лице, мне некуда было прятаться.

В ответ на эту мысль пришла злость, даже не злость — ярость. На себя, на Зверя, на Кирилла с его способностями, на ситуацию в целом, если происходящее еще можно было назвать «ситуацией».

Я задохнулась от этого приступа ярости, пальцы впились в край сиденья, костяшки побелели.

— Вот об этом я тебе и говорю, — спокойно заключил он. — Твои чувства сейчас не поток, как у остальных людей, это скорее лавина. Даже нет — цунами. Я чувствую, как ты путаешься в них каждую секунду.

— Мои чувства к тебе не меняются, — процедила я сквозь зубы, хотя в тот момент была сама в этом не уверена.

— Разве тебе только что не захотелось меня убить? — он вскинул бровь.

— Не убить, — прорычала я, — покалечить!

Кирилл больше ничего не сказал, только улыбнулся. Эта улыбка была с налетом грусти. Или мне показалось? В конце концов, я видела только его профиль.

Кирилл остановился возле моего дома, и я даже не удивилась, что он с первого раза запомнил адрес.

К этому времени злость уже унялась. Я чувствовала себя опустошенной, хотелось поскорее убраться в свою нору, как раненый зверь.

— До завтра, — пробормотала я, пряча глаза.

— До встречи, — спокойно сказал Кирилл. И уехал.

Вернувшись домой, я просто легла на кровать и ревела часа два. Даже Зверь меня не трогал.

Потом слезы высохли, а я взяла себя в руки. Мне предстояло многому научиться и многое сделать, сантиментам здесь было не место.

В тот день я решила раз и навсегда закрыть для себя эту главу своей жизни.

***

Итак, прошли три недели.

Мы больше не разговаривали ни разу. «Привет! — Как дела? — Все хорошо» я не считала разговором. Кирилл был мил и вежлив, как всегда. Я старалась вести себя ему под стать. В конце концов, разве я не ходила сюда только затем, чтобы научиться владеть собой? Вот и пришло время.

И пусть Кирилл, несмотря ни на что, знал, что творится у меня в душе, я не желала казаться слабой для других. Он назвал меня сильной, и я готова была из кожи вон лезть, чтобы быть достойной этого звания.

Сжимала зубы, когда Кирилл входил в помещение, лепила на лицо доброжелательную улыбку и радостно выдавала:

— Доброе утро!

Так я улыбалась всем участникам собрания, так улыбалась и Кириллу — равнодушная вежливая улыбка.

Больше я не глазела на него во время собраний, впрочем и не прятала глаз, смотрела в его сторону, когда он говорил, и только. Точно такое же внимание я уделяла Андрею и Пете, например. Хотя Кирилл все равно часто смотрел на меня. Но теперь я знала причину этого: он сканировал мое состояние, хотел оградить от ошибок, как тогда, в первую встречу с Ковровым. Кирилл хотел помочь всем. Что ж, я не была такой же святой, я должна была думать о себе, о том, как себя веду, что говорю и что делаю.