— Не нужно, — отказался Кирилл, — я люблю водить, меня это успокаивает.
— Ну, если так, — пробормотала я, хотя и не поверила. Просто Кирилл любил контролировать ситуацию и отвечать за все. Впрочем, спорить не стала, он и так должен был чувствовать мое внутренне несогласие.
И мы медленно выехали из одного из огромных гаражей, расположенных за особняком.
Несмотря на ухабистую дорогу, вел Кирилл быстро, меня несколько раз здорово подбросило на кочках. Я даже немного испугалась.
— Извини, — коротко пробормотал он и поехал спокойнее.
Кирилл молчал, и я не пыталась его разговорить. Я не была эмпатом, но чувствовала, что на сегодня он уже наговорился, сейчас нужно было дать ему возможность помолчать.
Поэтому я просто ехала, иногда смотря в окно, стараясь запомнить дорогу, иногда — на водителя. Когда за окном совсем стемнело, стала смотреть только на водителя.
Кто знает, что он сейчас чувствовал, как мои ощущения передавались ему, доходили ли мои чувства именно такими, как те, которые испытывала я, или же шли искаженными. От этой мысли мне стало еще больше не по себе.
Я постаралась вспомнить все уроки Золотаревского и применить их, но на тот момент у нас было еще слишком мало занятий, и я ничему толком не сумела научиться. Впрочем, мне нужно было не учиться, я должна была разучиться чувствовать так сильно, когда находилась рядом с Кириллом — так было бы проще и ему, и мне.
Смотрела на его профиль, лишь слабо освещенный огоньками на приборной панели. Он молчал, крепко держал руки на руле и смотрел на пустую дорогу. Я думала о том, что влюбилась в него исключительно внешне и практически в первую встречу. Теперь я узнала его немного лучше, послушала, что говорят о нем другие. И все стало гораздо хуже: я не услышала ничего, что бы заставило меня думать о нем иначе.
— Изольда.
Я вздрогнула, когда Кирилл произнес мое имя. Мое дурацкое имя звучало в его устах необычно красиво.
— Что? — мой голос же показался мне хриплым.
— Твои чувства… — Я замерла, казалось, перестала дышать. — Твои чувства, они неправильные.
Я немедленно принялась защищаться, рефлекс самозащиты работал превосходно:
— Это мои чувства, и я имею право чувствовать то, что посчитаю нужным. Правильно оно или нет — это мое личное дело.
Но он не обиделся на мои слова.
— Ты так относишься ко мне… Я… Я этого не заслуживаю.
— Уж позволь мне самой об этом судить, — я уже рычала.
— Мы говорили с тобой об этом несколько дней назад, — продолжал Кирилл, будто бы и не слышал моих возражений. — Ты сама мне сказала, что не можешь с точностью определить, что из того, что ты ощущаешь, является именно твоими чувствами, а что просто реакцией тела, взбудораженного Зверем.
— И что? — тут же возмутилась я. — Возможно, Зверь во мне до конца моих дней, так что не жди, что что-то изменится.
— Изменится, сильные личности берут Огненного Зверя под контроль за пару месяцев.
— А с чего ты взял, что я сильная?
Я чувствовала себя очень слабой, не способной справиться с самой собой, не то что с обстоятельствами.
— Догадываюсь. — Он бросил на меня короткий взгляд и снова повернулся к дороге.
— Хорошо, что есть кто-то, кто думает обо мне лучше, чем я есть.
— Аналогично, — усмехнулся Кирилл, потом снова стал серьезным. — С тобой легко, — сказал он. — Как ни странно, твои эмоции — одни из немногих, которые меня не раздражают.
— Сомнительный комплимент.
— Я пытаюсь быть искренним.
— Спасибо.
Мы снова замолчали. За окном замелькали огни города — почти приехали. Мне хотелось, чтобы поездка длилась дольше, значительно дольше, чтобы мы наконец успели высказать все недоговоренности, которых был целый океан между нами.