Но, естественно, Зверь не позволял мне ни расслабляться, ни жалеть себя. Он упорно поднимал меня в шесть утра и заставлял хотя бы заниматься домашними делами. В первые выходные я переклеила обои на кухне и в прихожей, в следующие — в комнате, а потом переставила всю мебель.

От меня по-прежнему не отставал Дима Мартынов, несколько раз я все же соглашалась прогуляться с ним вечером. После видения, показанного мне Золотаревским, я стала относиться к нему еще более настороженно, но придраться в его поведении было не к чему. Он вел себя по-дружески и, кроме его взгляда, полного обожания, Дима ни в чем не перегибал палку. Я всегда неохотно принимала его приглашение пройтись и выходила только с третьего «пинка» Зверя и напоминания, что мне нужно прогуляться и подышать воздухом. Потом же мне действительно получалось расслабиться, и домой я всегда приходила довольная.

Иногда чертовски полезно пообщаться с простым человеком, не втянутым ни в какие магические дела и почувствовать себя такой же простой женщиной, которая после работы идет пройтись с другом.

С тех страшных событий, произошедших в Яслях, прошли три недели. То есть минуло больше месяца, как моя жизнь перевернулась с ног на голову, и во мне поселился Огненный Зверь.

Заканчивался сентябрь, люди надевали куртки, я же надела ее только затем, чтобы не выделяться. Благодаря Зверю мое тело не чувствовало холода. Я могла дрожать и покрываться гусиной кожей от страха и внутреннего мороза, но понижение уличной температуры не чувствовала.

Прошли три недели, как мы были в Яслях, когда в голосе Кирилла при разговоре со мной проскользнула нежность, когда он не гнал меня от себя…

Три недели…

Когда мы спустились с чердака в тот день, я лишь удивленно увидела «Хаммер» Золотаревского, отъезжающий от ворот. Меня никто ждать не собирался.

Однако Кирилл, на плечах которого уже восседала Линка-Малинка с видом императрицы, успокоил меня, что он приехал на машине и, конечно же, меня отвезет.

Конечно же…

Тогда это казалось таким естественным, таким реальным, я впервые не чувствовала себя ненужным свидетелем событий, мне было спокойно и хорошо.

Мы пробыли там до вечера, Кирилл познакомил меня с большей частью ребятни, и я с ужасом открыла для себя, что дети — это вовсе не страшные монстры, как мне всегда казалось.

В обществе детей Кирилл преображался, можно было бы подумать, что он отвлекся и больше не думает о трагедии, произошедшей с мальчиком Артемом, если бы время от времени не бросал короткие взгляды на чердак.

Теперь я воочию поняла значение выражения «улыбаться глазами». Если не обращать внимания на глаза, Кирилл казался улыбчивым человеком, но даже при общении с этими детьми, улыбались лишь его губы. Только Линке-Малинке каким-то непостижимым образом удавалось вызвать улыбку его глаз. С ней у него установились какие-то свои отношения, они понимали друг друга, и с этой маленькой девочкой он чувствовал себя счастливым.

Мы поехали домой, когда уже начало темнеть.

Едва сели в машину, лицо Кирилла снова приняло то спокойно-равнодушное выражение, которое я до этого привыкла видеть на общих собраниях. Он сделался задумчивым и молчаливым.

— Готова? — спросил голосом, лишенным эмоций, когда я устроилась на сиденье и пристегнулась. Казалось, сегодняшние ночь и день выпили из него все соки.

— Хочешь, я поведу? — предложила я, видя, какой у него усталый вид. Он ведь должен был чувствовать, что я совсем не устала и могла бы еще с легкостью пробежать несколько километров в высоком темпе.