– Вы думаете об Атли, брате Ролло? – посерьезнев, спросила Эмма.

Франкон вздрогнул.

– Ты стала проницательной, Птичка.

Она грустно улыбнулась.

– Не в этом дело. Вы ведь должны были рано или поздно спросить у меня о нем.

Она поведала епископу о последних днях Атли. Он стал христианином и столь же искренним, сколь непримиримым язычником оставался Ролло. Атли знал, что скоро умрет, и попросил, чтобы его погребли на горе Мон-Томб в обители Архангела Михаила. А перед смертью Атли страстно желал видеть старшего брата, чтобы уговорить его принять веру истинного Бога.

– Им так и не суждено было еще раз встретиться на этом свете, и это очень горько, ибо последняя их встреча произошла во вражде из-за меня.

Франкон вздохнул. Воистину, будь Атли не таким слабым и женись он на Эмме… Епископ вдруг почувствовал, как чудесное очарование от присутствия рыжей Эммы бесследно уходит, развеивается как дым. Он вновь стал суровым прелатом, главой христиан нормандских земель, ответственным за их судьбу. И эта молодая женщина, что сидит перед ним, хрупкая и на вид беззащитная, все же смогла добиться своего и приручить такого хищника, как Роллон. Что ж, если она добрая христианка, то должна не забывать о своем святом долге и ее долг заставить Ролло принять крещение, а с ним – и весь этот край. Ведь была же в землях франков Клотильда Бургундская[8], приведшая к купели варвара Хлодвига.

– Итак, ты сегодня счастлива, дочь моя? – опустив глаза на зерна четок, спросил Франкон.

Лицо Эммы засияло прямо-таки ослепительным светом счастья. Но Франкону было уже не до земных прелестей духовной дочери. Долг должен быть сильнее сиюминутных колебаний уступчивой души.

– Итак? – он строго-вопросительно чуть приподнял подкрашенную бровь.

– О! – она вздохнула так, словно само дыхание приносило ей радость. – О, даже в раю ангелы небесные не ведают такой радости.

Франкон невозмутимо пожевал губами.

– Мне горько осознавать, как мало людей воспринимают земную жизнь лишь как временную суть, как подготовку к истинной жизни в небесном чертоге. И учти, Птичка, что когда настанет твой час вступить в вечность, ты будешь там одна. Ибо для человека, которого ты так любишь, для этого язычника доступ туда будет закрыт.

Он увидел, как погасли огоньки в глазах Эммы, и ощутил что-то похожее на удовлетворение.

– Так-то, дитя мое. И если ты желаешь добра своему возлюбленному – то ни на миг не должна забывать: главный твой долг – спасти душу своего избранника.

Эмма судорожно сглотнула.

– Вы несправедливы ко мне, преподобный отец. И – Бог мне свидетель – я хочу добиться того, о чем вы со мной толкуете.

– Хорошо, чтобы в опьянении любовью ты не забывала о своем долге христианки. Роллон, как бы ни был нежен и добр с тобой, все же останется чуждым тебе существом. Ибо, пока он поклонник кровавых демонов Одина и Тора[9], он живет, мыслит и действует иначе, чем любой из христиан. И дьявол всегда главенствует в его душе.

И тут Эмма запальчиво встала на защиту мужа. Конечно, ей горько, что ее возлюбленный Ролло остается иноверцем, но разве он не порвал с войной, принеся мир в этот край, и разве христиане не благословляют его в своих молитвах за то, что он дал им величайшее благо созидания? «Блаженны миротворцы», – учит Библия, и разве Ру, оставаясь язычником, не следует этому пути? Он позволяет христианам строить монастыри, он не препятствует, когда его воины принимают крещение, он создает разумные законы. А монастырю Святого Михаила он даже отписал целую пустошь с угодьями и почитает этого архангела так, как может почитать только великого воина – что еще можно ожидать от поклонника войны?