В этот момент по моему телу пробегает разряд тока, от чего я сжимаюсь, словно пружина, совершенно не понимая, что происходит и как на это все реагировать.

— Застегни пальто. — Громов недовольно качает головой.

— Егор Владимирович? — тихо шепчу я, пытаясь одной рукой словить пуговицу, другой держась за его плечо. И осторожно спрашиваю: — А вы Виталика за это не уволите?

— Не уволю, — отвечает он почти рыком и прищуривается. — Хитрая ты лиса.

— Егор Владимирович?

— М-м-м? — Не поднимая взгляда, он продолжает активно согревать мои ноги. И к этому процессу он подходит с такой ответственностью, словно это стратегическое задание на секретном объекте.

Пользуясь ситуацией, что сейчас мужчина ничего не видит, я подаюсь вперед и, прикрыв глаза, наклоняясь над его головой. Втягиваю запах его туалетной воды, которая тут же начинает резать нос.

— У вас очень горький парфюм.

Я открываю глаза, несколько раз моргаю и пытаюсь смотреть куда угодно, лишь бы не на него, но все равно возвращаюсь взглядом к мужской спине в темно-сером пиджаке. Все-таки какие у него широкие плечи. И мышцы такие твердые, их рельеф ощущается даже через толстую шерстяную ткань.

— Не нравится? — Мужчина поднимает голову и смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь.

— Нет. И кажется, у меня на него — Апчхи! — аллергия.

— Это подарок. Его мне подарила одна милая особа, — говорит он и смотрит с вызовом, будто ждет от меня каких-то эмоций.

— Значит, у нее дурной вкус, — вылетает из моего рта, и я снова чихаю.

— А может, это у тебя на меня аллергия? — спрашивает он с ехидной улыбкой, прекращая натирать мне ноги.

Я мотаю головой и резко отвожу глаза в сторону. Позор. Просто позор, Аня! Так рассматривать взрослого чужого мужчину, да еще и хамить ему при этом. Человек, можно сказать, спасает тебя от переохлаждения, а ты совсем неблагодарная.

— Ну все. Вроде бы согрелись. — Громов наклоняется, поднимает с пола балетки и надевает мне их на ноги. А мне сразу становится так холодно.

Он что, обиделся? В душе поселяется чувство тотальной потери. Нет, нет, нет. Я не хочу так! Пять секунд назад, несмотря на всю ситуацию, в его руках было так хорошо и уютно. А сейчас так одиноко. Холодно. Я бы даже сказала — грустно.

— Егор Владимирович, — я решаю быстро исправить эту ситуацию, — не отходите и не отпускайте меня, пожалуйста. Я боюсь, что скачусь с этой бочки, — говорю я почти приказным тоном, но при этом смотрю куда-то вниз.

— Она широкая. И если что, я словлю, — хмыкает он и делает шаг назад.

— Нет, — почти вскрикиваю я, наклоняюсь вперед и, хватая его за плечо, нагло притягиваю к себе — осмелела, блин. — Не отходите. Я буду за вас держаться.

Господи, что я творю? Сама себе поражаюсь.

Через секунду встречаюсь взглядом с Громовым. Мужчина молча подходит ближе, а я судорожно выдыхаю, чувствуя, как он сжимает мою ногу рукой и медленно ведет ею вверх, к колену. Она двигается очень осторожно, нежно поглаживая мою кожу. И в этот самый момент я вижу, как в его глазах вспыхивает ничем не прикрытая, бесстыжая, откровенная похоть.

Ой, мамочки! Я, наверное, сейчас ослепну от стыда. Щеки сразу же начинают гореть огнем. К горлу подкатывает паника.

Ну а что ты хотела, Крылова? Сама же вешаешься мужику на шею.

— Не надо. — Перехватываю его руку своей.

Спустя мгновение он послушно кивает и вскидывает ладони вверх.

— Я просто пробую, не холодные ли они. — Громов отстраняется, окидывая меня скептическим взглядом.

— И как?

Мое дыхание сбивается, я хватаюсь двумя руками за бочку. Неловкость так и дребезжит в воздухе.