— Не оставила, — говорю, — убрала. А что, нельзя было?

— Нет! У-у-у… — Он издает протяжный стон и запускает пятерню в волосы. — Здесь доводчик сломан. Черт! Говорил же Лерке, что поменять надо.

Лерке? Это кому, Валерии Андреевне? Видимо, у них далеко не рабочие отношения. Мне, конечно, до этого дела никакого нет, но становится почему-то неприятно, и я заставляю себя переключиться на более реальную проблему.

Мужчина подходит к тяжелой дубовой двери и несколько раз дергает за ручку.

— Бесполезно, — заявляет он, — ее разве что танком высадить можно.

— И что теперь будет? Нас же выпустят, да? — с надеждой лепечу я и в ответ получаю многозначительный взгляд.

— Выпустят. Только непонятно когда.

Я цепляюсь хоть за какую-то ниточку надежды:

— А вы охране позвоните, пусть придут.

— Считаешь себя самой умной? Где ты видела связь под землей?

Он отставляет бутылку в сторону и прячет руки в карманы серого пальто.

Блин!

— Кто-то же должен сюда зайти. На кухне ведь вино очень надо.

Я подхожу к двери и тоже дергаю ее. Да. Это действительно бесполезно и больше похоже на агонию с моей стороны.

— Если очень надо, то зайдут, — бесстрастно отвечает мужчина.

— Егор Владимирович, почему это вы спокойный такой, а? — Мой голос срывается практически на крик. Я на нервной почве всегда веду себя слишком импульсивно. Наверное, такая у меня защитная реакция. Сейчас меня и саму удивляет, как это я позволяю себе с ним разговаривать в таком тоне, и еще более странно — почему он от этого не злится.

— А что мне прикажешь делать? — Громов ухмыльнулся одной половинкой губ. — Бегать и кричать, как елейная барышня? Если тебе, конечно, очень надо, то могу ради проформы и покричать. — Затем, прокашлявшись, наигранно поднял руки и тонким голоском закричал: «Помогите! Спасите! А-а!» Замолчал и глянул на меня, приподняв одну бровь, дескать: «Правильно?» А мне от этого ничуть не смешно. В другой ситуации, конечно, стало бы, но точно не сейчас.

— Я не хочу замерзнуть здесь насмерть! — говорю я. Меня начинает бить озноб. От холода, а может, и от нервов в придачу.

— Не замерзнешь. — Он снимает с себя пальто и набрасывает мне на плечи. — Ты почему в одном платье выскочила. Разве не знала, что здесь холодно? — спрашивает, помогая натянуть рукав.

— Знала. Но я ведь не думала, что мы здесь застрянем.

Я поплотнее кутаюсь в пальто, так как уже немного подмерзаю, а первыми делом, в принципе, как обычно, страдают мои голые конечности, от чего я начинаю перетаптываться с ноги на ногу.

Заметив это, Громов смотрит на мои ноги и зависает, словно выпадает из реальности. Взгляд его настолько беспристрастный, что трудно понять, о чем он сейчас вообще думает.

— Ты что, без колгот? — Он нервно сглатывает и поправляет галстук.

Наверное, он так смотрит потому, что мысленно ругает меня за легкую одежду.

— Без, — отвечаю я, не понимая, плохо это или хорошо. — В здании ведь тепло, а когда убираешь, то вообще жарко.

Проходит меньше минуты гробового молчания, повисшего между нами, после чего мужчина приподнимает меня над полом, словно пушинку, и усаживает на одну из бочек. Я охаю и чувствую, как моя пятая точка приземляется на деревянную поверхность.

— Что вы делаете? — спрашиваю я и упираюсь руками ему в плечи, когда его голова оказывается где-то в районе моего живота. Это все выглядит пугающе интимно.

— С пола холодом тянет, — говорит он с тихой хрипотцой в голосе. — Сиди так. — Затем присаживается на корточки, снимает мои балетки и отбрасывает их в сторону, а его теплые руки касаются моих ледяных ступней. Я невольно вздрагиваю. — Не дергайся и держись за меня, а то упадешь. — Он начинает дышать теплым воздухом на мои ступни и растирать их горячими ладонями.