— Угу, — кивнула я, и мы разошлись в разные стороны.

Я быстро пролетаю комнату охраны и спускаюсь по лестнице. Здесь, на минус-первом этаже, намного прохладнее, чем наверху. Градусов десять, не больше. Ну это и понятно, погреб все-таки. Быстрым шагом подхожу к двери и вижу, что она настежь открыта и подперта кирпичом. Наверное, ее просто забыли запереть. Виталик сказал, что она всегда должна быть закрыта. Отодвигаю ногой кирпич и вхожу внутрь.

Погреб, конечно, впечатляет. Он размером, наверное, как вся моя квартира. Несколько рядов стеллажей с винами и шампанским, а вдоль стены стоят настоящие бочки. Под потолком горит одинокая неяркая лампочка; вино — это тот напиток, который должен храниться в темноте. Разворачиваю бумажку и пытаюсь прочитать корявый почерк Виталика. Краем глаза замечаю мелькнувшую тень в конце погреба.

— Кто здесь? — Выжидающе смотрю в темноту и пячусь назад. — Я вас видела!

Страшно, аж жуть! А вдруг это вор? Сейчас как даст по голове. Руки, ноги — отдельно. И на вечную прописку в лес отправит.

— И что, что видела? — отвечает грубый мужской голос, и темный силуэт из глубины начинает приобретать очертания человека. Он медленно приближается ко мне, а я цепенею от страха и не могу с места сдвинуться. Чтобы разглядеть мужчину в этом тусклом свете, мне приходится прищуриться и напрячь и без того не самое лучшее зрение.

— Вы… — Облегченно выдыхаю, когда мужчина приближается, и я узнаю его. — Что вы здесь делаете?

Прикладываю руку к груди и чувствую, как бешено колотится сердце. Еще немного, и я, наверное, получила бы инфаркт миокарда.

— Тот же вопрос, девочка, — зло хрипит он в ответ. — Что ты здесь делаешь? — Громов явно нетрезв. Он слегка пошатывается и держит в руках бутылку с вином. — Сюда можно только работникам кухни и бара.

— Я знаю, — отвечаю я и чувствую внутри какой-то дискомфорт от того, что нахожусь с ним наедине. — Меня просто попросили помочь. Мне на кухню надо отнести вино. Вот. — Протягиваю ему бумажку.

— Кто попросил? — спрашивает он, как на допросе. Хотя откуда мне знать, я же в полиции никогда не была.

— Не скажу, — отвечаю я и прячу листок за спину. Не хочется подставлять Виталика. Хватит того, что Валерия Андреевна Валю отчитывала целую неделю.

— Я все равно узнаю. — Он протягивает ко мне ладонь. — И если я узнаю это не от тебя, то уволю этого человека без объяснений.

Я несколько минут смотрю в глаза Громову и понимаю, что он не блефует.

— Виталик, су-шеф, — с трудом произношу я и отвожу взгляд, злясь на саму себя.

— Виталик, значит, — тяжело вздыхает мужчина и вальяжно разворачивается обратно к стеллажам. — Ладно. — Берет бумажку из моих рук и долго смотрит на нее. — Что за каракули? Как это можно разобрать?

Понимая, что Громов смягчился и ничего плохого сейчас не произойдет, я подхожу к нему ближе.

— Им вино для соуса надо. — Через его плечо заглядываю в бумажку, как ворона в костяшку. — Он там номер полки написал.

Да, конечно, почерк у Виталика как у врача.

— И что из этого цифра? — Показывает пальцем на какие-то загогулины. — Сейчас попробую так найти. Оно явно не самое дорогое.

Пока мы просматриваем стеллажи, я слышу негромкий хлопок, а затем щелчок.

— Что это? — Я вздрагиваю и машинально жмусь спиной к мужчине. А Громов сгибается буквой «г», глядя между полок в сторону выхода.

— Дверь захлопнулась, — констатирует он и наконец-то выравнивается. — Ты что, кирпич убрала? — Его интонация моментально меняется и становится похожей на рык. — И даже ключ в замке не оставила?

Я бегающим взглядом, испуганно смотрю поочередно то на мужчину, то на дверь.