Древний молчал. Мои слова вряд ли его успокоили: я ничего не обещала, не давала стопроцентной гарантии. Озвученный план мог выгореть, а мог — и нет. Тихий вздох вырвался из груди эльфа.

— Мне, наверное, пора, — шепнула я, чувствуя исходящую от пленника враждебность.

Почему-то мне казалось, что он хочет побыть один, что мое присутствие начало его раздражать, что мои слова его разочаровали.

И я уже развернулась к двери, когда услышала неуверенное и будто сказанное против воли: «Останься».

В голосе эльфа причудливо сплелись требование и мольба. Нет. Я ошиблась. Древний не хотел быть один. Не хотел, чтобы тишина и непроглядный мрак снова сомкнулись вокруг него удушливым коконом. Не хотел слушать безмолвие, видеть перед собой плотную стену темноты — ее и только ее, и ничего больше.

Гордый, он никогда бы в этом не признался, но здесь, в тесной клетке, Древнему было до безумия скучно, а мои визиты вносили в его тягостное существование нотку разнообразия. Общение заставляло время бежать быстрее и ненадолго прогоняло тревогу. В одиночестве дурные мысли атаковали настойчивее.

— Хорошо, — кивнула я. — Останусь. Если скажешь, как тебя зовут. Назовешь свое настоящее имя. Должна же я знать, как к тебе обращаться.

— Десятый, — съязвил эльф. — Почему бы тебе не звать меня Десятый, как это делает твоя хозяйка?

Вот упрямец! Хочет, чтобы перед ним поплясали.

— Потому что я вижу в тебе личность, а не курто.

Похоже, мой ответ удовлетворил эту вредину — по крайней мере, уголок красивых губ дернулся в намеке на улыбку.

Древний развернулся к решетке всем телом, важно расправил плечи и, выпятив подбородок, с гордостью произнес:

— Ирвинг из Дома «Багровой зари», сын Оккулукта, внук Родигера Третьего, правнук Великого Бриоласа.

А потом будто тень набежала на прекрасное мужественное лицо. Гордое выражение стекло с него, как вода, и эльф стал печален. Спина сгорбилась. Плечи поникли. Замкнутый и мрачный, пленник опустил голову. Кожа на его лбу собралась складками — от переносицы разошелся веер морщин.

Эльф словно о чем-то вспомнил, и это воспоминание сорвало с него весь налет чванливости, столкнуло с пьедестала высокомерия, спустило с небес на землю, прировняв к обычным смертным.

— Просто Ирвинг, — глухо прошептал Древний как будто с болью. В его голосе звучала мука, незаживающая рана. — Забудь про Дом и все остальное. Просто Ирвинг.

Эльф протяжно вздохнул и, пряча эмоции, снова отвернулся к стене. В его прошлом, судя по реакции, таилась какая-то трагедия. Лезть с вопросами я, разумеется, не стала и спустя минуту ушла, ясно почувствовав себя лишней.

* * *

— Я придумала тебе рабочий псевдоним! — радостно потирала руки мадам Пим-глоу, разглядывая пленника за решеткой.

Тот следил за ней исподлобья, прячась в глубине клетки и не спеша выходить из полумрака на свет. Я видела, что Ирвинг зол, но старается не поддаваться на провокации. Видимо, понимает: хозяйка борделя стремится вывести его на эмоции.

— Колючка! По-моему, идеально. Когда обломаешь зубки, станешь главной жемчужиной моей коллекции. Самой дорогой колючкой в «Шипах». Представляешь, какая очередь к тебе выстроится? — И она рассмеялась, все-таки добившись своего: униженный пленник дернулся, как от пощечины.

Хорошее настроение мадам Пим-глоу сильно меня тревожило. Клиентку ждали к шести, и время встречи неумолимо приближалось, а Дряблошейка пока не давала о себе знать. Взволнованная, я то и дело выглядывала на улицу в надежде увидеть посыльного, спешащего сюда с запиской. С запиской, в которой клиентка предупреждает о том, что ее планы изменились и она не придет на свидание. Но улица была, как назло, безлюдна, и допотопный телефон, висящий на стене, молчал с самого утра.