Он закрылся, вместо душа, опять-таки чтобы потянуть время, стал напускать воду. Льется, наливается, колышется, зеленоватая…

На стеклянной полке шампуни всякие, мыло разных сортов.

Он чувствовал, что влопался в какую-то историю. Ему было нехорошо. Может, разыграть сердечный приступ? Не поверит. Человек жесткий, по глазам видно. Не поверит или врачей вызовет, а те уличат…

Юрий вздохнул, разделся и полез в ванну.

Куплет третий
И долго они говорили
Про эту проклятую жизнь.
И что надо вместе держаться
Во имя их братской любви.

Через несколько часов Юрий сидел в новехоньком спортивном костюме, который ему был великоват, неприлично ярком, по его мнению, красном, с желтыми полосами. На мягком диване возвышалась стопка рубашек, носков и прочего белья, на кресле лежали друг на друге два костюма, светлый и черный (все это ему пришлось примерить, потея так, что хоть заново мойся), на ногах у Юрия были кроссовки, а возле ног еще и туфли, кожаные, красивые, собаки, жаль только – не лакированные.

Мало того, недавно являлась девица в голубом фартучке и постригла его, и опять Юрий потел, поскольку по случаю жаркого дня под кофточкой у этой блондинки не было того, что у женщин на этом месте быть должно. Этого самого… Бюстгальтера, в общем. (Юрий это слово с детства считал неприличным. А «лифчик» еще неприличней. И вообще, почему-то есть одежда, не имеющая приличных названий. Те же трусы. Или колготки. «Колготки» не столько, правда, неприличное, сколько глупое какое-то.)

– Понравилась она тебе? – спросил Крахоборов, когда парикмахерша вышла в ванную комнату помыть-почистить инструменты.

– Ничего, – сказал Юрий.

Тогда Крахоборов – в ванную. Вышел не скоро, минут через пять, с выражением на лице подтверждения своих мыслей относительно жизни.

Оказывается, он договорился, что парикмахерша придет в гости в десять вечера.

– Зачем? – спросил Юрий.

– Ты ей понравился.

– Иди ты.

– Не ругайся. Ты старший, я с тебя должен пример брать.

И вот Юрий напряженно смотрит телевизор, не понимая, что там показывают, и думает о блондинке.

Женщины у него не было лет семь.

Он и не нуждался. Он рассуждал так: что есть беда и неприятность для человека? Это когда нет, чего хочется, или утрачено, что было.

Ни с той, ни с другой стороны беды и неприятности для Юрия нет: утраченные женщины утрачены без сожаления, их толком и не бывало, а хотеться их – не хочется. Чем меньше хочется, тем вообще лучше. Без желаний нельзя, без желаний человек не человек. Но ты не распыляйся, ты выбери из многих желаний одно-два, и тебе будет хорошо. Юрий выбрал желания выпить вина, поспать и не в труд посидеть, собирая деньги с добрых людей. Эти желания выполнялись, чего ж еще?

Теперь же вот думай, тревожься… Надо было сразу этому придурку, братцу названому и незваному, сказать, что он, это самое… Он и не может уже, наверно. Семь лет, а то и больше, не шутка. Но не сказал. Постеснялся, что ли? Дурак…

Пришедши, блондинка стеснялась не меньше Юрия. Крахоборов помог Юрию раздвинуть диван, пожелал счастья и ушел в другую комнату. Блондинка выключила свет.

– Быстрей, что ль! – сказала она Юрию.

Юрий разделся, залез на диван.

Она легла рядом. Руки и ноги ее были холодны, грудь мягка. Притиснулась к плечу Юрия.

– Ну?

– Чего? – спросил Юрий.

– Х-хосподи! – прошипела блондинка. – Разлегся…

Проверила рукой интерес Юрия к себе и совсем рассердилась.

– Почему у тебя изо рта воняет так? – спросила.

– Зубы, – извинился Юрий. И тихо добавил:

– Ты полежи, а потом уходи. Не надо ничего.

– Ага! – отозвалась она. – За такие деньги! Придется отрабатывать, уродище ты мое.