8. Глава 8

В гостиной повисает напряжённое молчание.

Закусив губу, из-под ресниц смотрю на Клоинфарна.

Мне хочется спросить его об испорченном портрете и о странном шёпоте, что я слышала. О закрытых комнатах. О заброшенной детской. И о том, почему разрушен целый этаж!

Но будет ли дракон честен? У меня нет других источников информации, чтобы проверить его слова! Как же быть?

Сцепляю пальцы и опускаю взгляд. Мне вдруг вспоминается, как однажды мама рассказывала способ распознать ложь… Её мягкий, ласковый голос всплывает в памяти:

“Адель, дорогая, ложь противоестественна. Даже у последнего мерзавца душа болит от обмана. Мерзавец свыкся и не чувствует, но если присмотреться, рябь этой боли можно заметить в глазах, в мимике, в движении рук. Руки бывают честнее глаз, потому что про них лжецы совершенно забывают”.

— Ну, будешь спрашивать? — торопит меня дракон.

— Да. Мой вопрос… — я поднимаю голову, впиваясь взглядом в лицо Клоинфарна. — Скажи, кто живёт в правом крыле?

У дракона не дёргается ни единый мускул. Я словно смотрю не на живое существо, а на мраморную статую. Опускаю взгляд… и вижу, как вздрагивают его пальцы на одной руке, и будто тянутся к запястью другой — туда, где находится метка. Но замирают на полпути.

Всё это за доли секунды. Микроскопические движения, которые я успеваю заметить.

— Там никто не живёт, — отвечает Клоинфарн.

— Понятно, — я натянуто улыбаюсь, чувствуя, как на душе скребут кошки. Он соврал! Наверняка соврал!

— Почему ты спросила? — вкрадчиво уточняет муж.

— Когда стояла на террасе, видела лицо в окне. Женское.

— Хм… — Дракон чуть опускает голову так, что теперь не получается угадать выражение его глаз. — Возможно, это дикая тень. Иногда эти существа выходят из тумана и забредают сюда. Поодиночке они не опасны.

— Тень, значит… А говорить тени умеют?

— А она с тобой говорила? — чуть резче спрашивает дракон.

— М-м… Тут всякое мерещится. Половицы скрипят так, что при желании можно играть ими как на пианино.

— Да, не лучшее место для принцессы. Но через месяц переедем в местечко поприятнее.

— Только если я решу остаться!

— Конечно, — Клоинфарн изгибает углы губ в тонкой улыбке. — Что касается теней… Они не “живы” в полном понимании этого слова, лишь бормочут бессмыслицу, эхом повторяя за людьми. Но плохо, если они бродят по дому, как по родному туману. Я накину заклинание, которое выгонит их, поэтому не выходи ночью из комнаты.

— Нда уж... Как много я не знаю об этом мире…

— Завтра расскажу побольше, если захочешь, — Клоинфарн поднимается в полный рост и шагает ко мне. — Уже поздно, я провожу тебя до твоей спальни.

— Мне комфортнее дойти самой, — я пячусь.

— Не хочу, чтобы тебя напугала скрипнувшая половица, — хмыкает дракон, выходя следом в сумрачный коридор. И прежде чем успеваю отказаться, он берёт мою руку и мягко тянет за собой.

Шелестя юбкой, я иду, чуть отставая, чувствуя прохладную ладонь. И лишь от одного этого касания рука к руке что-то странное начинает твориться с моим сердцем. Оно принимается стучать, как военный барабан, отдаваясь в висках, разгоняя горячую кровь. Это делает меня неловкой, ноги запутываются, я вдруг обо что-то запинаюсь и налетаю на Клоинфарна, прижимаясь грудью к его предплечью. Миг! Я отшатываюсь, испуганно бормоча:

— Я споткнулась, извини!

— Если ищешь повод обняться — просто скажи, — хмыкает он.

— Не ищу! — Я горю от кончиков ушей до обутых в туфли пяток.

— Как скажешь. Кстати, мы уже дошли,

Нервозно забираю ладонь и прячу за спиной. Дракон разворачивается. И я вдруг оказываюсь почти прижата к стене. В коридоре почему-то не включился свет, и мы стоим в полной темноте. Слишком близко! Слишком интимно. Глаза дракона тлеют как угли, а лица почти не разглядеть. Он приближается, и мне вдруг мерещится, что сейчас поцелует. Но он только касается пальцами щеки.