— Хороша… — нет, сразить наповал контрольным в голову.

— Рыбка, — приходится вернуться к её взгляду, растерянному и полному наивного света, — да всё в тебе охеренно. И пахнешь ты, и вкусная… я же сказал тебе — я бы тебя из постели не выпускал. Держусь с трудом, потому что нельзя тебе, понимаешь? Нельзя сразу вот так — а иначе… Просто снесла меня. Вся. А носки добили напрочь.

— Что? — краснеет от стыда, но хмурит бровки Маккензи, хлопает своими зелёными глазищами, с очаровательными темно-рыжими ресничками. Этот взгляд. В этой девчонке у меня два кайфа, определённо — она охеренная, моя, чтоб меня, моя! Но эта реакция… я смогу остановить себя, чтобы не тянуть к ней ручищи, но выбивать эту эмоцию, такую же чистую, как её оргазм, перестать не получится.

— Носки твои с медведями, — говорю я спокойно, — уничтожили меня нах.

Она вспыхивает, а я не могу больше держаться — смеюсь, стискивая её в объятиях… сука, разорву любого, кто помыслит только обидеть. Сотру, даже праха не оставлю. Потому что она жмётся ко мне, а я сейчас снова чувствую это долбанное счастье.

Ненавижу… ненавижу эту слабость внутри себя, но кажется снова позволю себя уничтожить.