И ненавидел себя за это, потому что ловил этот невыносимый кайф, до слепоты и отключки, когда она расходилась подо мной в оргазме, хватала воздух, цеплялась отчаянно руками, сильно, с дурью, без контроля и да, пёрло… как же пёрло. Даже самому не так потрясно было кончать. А вот её бы чувствовал бесконечно.

— Скажи, — прохрипел в неё, чувствуя, что дрожь отпускает, сознание всплывает на поверхность и малышка теряется, замыкается на том, что снова произошло, хотя она и не хотела этого совсем. Что-то наверняка про бесноватую шлюху у неё в голове просто должно было возникнуть, — почему не отказала вчера? Ты могла остановить меня. Могла. Я давал тебе такую возможность, — прижимаю к себе, пытаясь успокоить, потому что меня и самого потряхивает и я не настолько туп и упрям, чтобы отрицать очевидное. — И в тебе не было страха, не было. Но ты не сказала “нет”. И ведь совсем не нравлюсь тебе, так, рыбка?

Она всматривается в меня. Этот взгляд, полный омута, моей личной пропасти. Малышка хочет возразить мне.

— Я жуткий, страшный, свирепый, грубый? — улыбаюсь, не давая ей сказать, целуя в плечо. — А, да, не тактичный…

— Сеймур… — шепчет она, теряясь, стыдясь своих мыслей. Но они же и так очевидны. Что изменилось с нашей встречи на дороге? Только хуже всё стало — я доказал, что я дикий, жестокий, злой…

— Это правильно, рыбка, так и есть, — так нравится её целовать, такая сладко-солёная сейчас, держусь, чтобы снова не смести её до основания напором своим. — Тебе нравятся такие, как ты? Такие же “рыбки”? Вот чтобы обходительные, спокойные, милые и вежливые? Аристократы? И не такие огромные и мохнатые? Чудовища?

— Перестань, — всхлипывает Маккензи, всматривается в меня, а потом кладёт ладошки мне на лицо. — И ты же говорил что это приворот? Ты…

Поверить не могу — она меня оправдать пытается!

— Нет на тебе никаких приворотов, — целую каждую руку, потом зарываюсь лицом в её волосы, потому что ещё немного на меня вот так посмотрит, вот так погладит, подышит и кранты рыбке, уж своими ногами она точно никуда не пойдёт. — Я бы хотел сказать себе, что это так… хотел бы, но нет, рыбка, нет, малыш. И то что ты не можешь сопротивляться говорит об этом. Это совсем другое. Это иное для тебя и меня. И это плохо.

— Плохо? — и я слышу будто даже обиду. А сказать слово “истинное” просто не могу.

— Как мне теперь без тебя, кроха? — озвучил невесёлую мысль.

Уверен, что Дункану уже доложили про неё, уверен, знаю его слишком хорошо, старый хрен точно прижмёт меня девочкой, потому что… слишком хорошо знает меня. И если я ещё ей не свернул шею, значит можно манипулировать мною через неё. Плохо. Скверно. Дьявол!

— Думаешь, что вот какой я ужасный… да? — и пусть бы она согласилась. В самом деле.

— Нет, я не думаю, — выдаёт рыбка.

— Вчера утром ещё думала, и уж определённо не думала, что до такого дойдёт, — и когда я таким мягким стать успел, херня!

— Ты запутываешь меня, а я… я просто пахну вкусно, правда же… просто… пахну?

— Ягодками, да, — улыбаюсь я.

— Ну вот, и ты… Сеймур, я понимаю, точнее не понимаю… и…

— Спи, — командую я. — Просто попробуй час поспать. А после двинем дальше.

— Прости, — почему-то шепчет Маккензи, утыкаясь мне в грудь.

— За что? — даже интересно, что же там у неё в голове такого происходит забавного. Это какой-то полный безумия хаоса процесс, который я не взялся бы объяснить и проанализировать.

— Я не очень… не очень…

И я замираю, жду, чтобы она уже сказала глупость очередную, которая у неё в головке огненной взросла к этим её годам, а теперь вот окрепла и пытается вывалится наружу, поразив меня в самое сердце.