Это стало потоком отрезвляющей меня ледяной воды.
— Представляешь, — продолжал всматриваться в меня Сеймур. Всё тот же жуткий властный прожигающий меня взгляд хищника, — я всегда пёрся от тёлок постарше, хоть немного, и чтобы было за что подержаться. И чтобы точно знать, что трахать можно, как положено, что сжать можно и она не сломается, вот как ты — мелкая, невозможно просто, схватишь и сломаешь… но сладкая до одури!
И он меня снова поцеловал, прижимая к себе, а я снова загорелась. Обхватила его руками, прижалась так, словно хотелось стать с ним неделимым чем-то. Совершенно чудовищное, противоестественное желание… Но нет, не было этого отрезвления от его слов, наоборот, оно сработало мне во вред, распаляя сильнее, более жестоко и одновременно с тем я только этого и хотела. Сейчас и потом. Только бы он не останавливался.
13. Глава 13. Сеймур
Твою мать, Сеймур! И не надо так с ней, не надо. Справился же как-то, пока она такая вся охеренная в ванне сидела и даже не тряслась умирающей нимфой, которую того и гляди от чувства воды парализует и она утонет. А ты знаешь, что и в луже утонуть можно. Знаешь. Топил.
И настроился дать ей выдохнуть, хотя не хотел этого ни разу. Вот точно — выдохнет и забьётся в дальний уголок, подальше от тебя. А ты попробовал и не отпускает. Всё. Слил выдержку к херам.
Злость на этих долбанных кис куцехвостых скручивала до зубного скрежета и даже очень на пользу пошла, отодвинула эти мысли дурные, что до слюней и до отключки головы хочется девчонку. Ещё и ещё… как помешанный на трахе пацан со спермой в черепной коробке, да вообще мозгом в районе члена.
Но угораздило же. И понятно, что никто меня по голове не погладит за то, что вот тяну её за собой, упиваюсь до хрипа и рёва, так хорошо, что даже мысли не возникает о каких-то там запретах, правилах… законах!
И мне всегда было срать на законы — Сеймур МакАртур и законы это несовместимые понятия, потому что делать то, что делал я нельзя, соблюдая законы и держа ручки чистыми. Но и понятно, что никогда никто меня в рамки загнать не мог, не пытался из-за этого, да только не просто так это всё делается, все эти: “одарённые и простые люди не могут пары составлять”.
Понятно, что творили всякую дичь все, тут не надо святых строить — не поверю, что все чистенькие, с репутацией “отбеливатель нам не нужен”. Как же! Но и я не жестил настолько. Мне и среди своих девок хватало.
А тут — бля, не знаю. Насмешка всего сущего надо мной лично? Что я такого натворил? Или вот эта девица, кому, что сделала? Мелкая, бля, чарующая одним своим взглядом, вздохом… сука, стоном… и снесено всё, вырвано с корнем. Хочу, и мыслей никаких. И это её ураганом тащит мне в руки, она пытается анализировать, что-то там в голове своей складывает… все эти болячки, обидки, глупости.
Она. Пытается. Понять.
А я вдалбливался в неё, обнимаемый её ногами, и мне не надо понимать, я не пытался никогда найти в этом рациональное — я не такой, как другие. Я живу в мире, который полон таких же выродков, как я сам, и я точно знаю, что вот ей, такой маленькой, хрупкой, тоненькой и нежной, ни разу не нужны мои клыки, когти и чудовищная сущность монстра, даже не зверя, потому что зверь понятен и прост, а я нет… я не хрена не прост. Я тварь — мощный и жестокий, яростный во всей своей неудержимой мощи, несущей смерть.
Другого никто никогда от меня не ждал. Почти никогда.
Но и взявшись жить, как все, получил по полной невыносимой боли… заслужил. И даже сейчас — не хотел делать ей больно, не хотел, а сделаю. Сделаю. И скорее всего мне же придётся её и уничтожить.